Григорий Юдин - кандидат философских наук, социолог, профессор Московской высшей школы социальных и экономических наук.
Перевод данного интервью на английский язык доступен здесь.
СП: Физические лица, объявленные иностранными агентами, уже чувствуют себя неуютно близко к советской концепции «врага народа». Исходя из опросов общественного мнения, существует ли такая законодательная линия, пересечение которой создало бы какие-то неприятные ассоциации для граждан страны, лояльно относящихся к власти, вызывая уже и у них параллели с тоталитарными временами СССР вообще или сталинскими годами в частности? Или любое ужесточение правил в любом случае поддерживается лояльной частью российского общества?
ГЮ: Это старый вопрос о «последней капле». Он понятен, но неправильно поставлен. Он исходит из предпосылки, что поведение людей определяется их верованиями: когда какой-то уровень репрессий превышается, люди меняют свои верования и начинают действовать (сопротивляться). Это ошибочная теория: верования определяются поведением, а не наоборот. То есть когда есть много возможностей для эффективного коллективного действия, то «пороговый уровень» находится очень низко. А если таких возможностей нет, то он может быть сколь угодно высоко. Грубо говоря, насколько плохой должна стать погода, чтобы вы наконец рассвирепели и решили идти штурмовать небо? Ответ – нет такого уровня, потому что вы уверены, что с этим всё равно ничего не поделаешь. Сильные репрессии создают ровно такое ощущение, в этом и состоит их цель. Ситуация, при которой я чувствую сильное моральное обязательство изменить положение дел и при этом не знаю, как это сделать, психологически невыносима, и мы в целях самосохранения стараемся избегать такого определения ситуации.
Аналогия со сталинским СССР также сбивает с толку. Она нагоняет страха, а страх – плохой помощник для анализа. Из-за этого смешиваются две разные вещи – репрессии и тоталитаризм. Репрессии необязательно сопровождаются тоталитаризмом: куда более близкой аналогией к нашему случаю являются репрессии в Чили Пиночета. Это не был тоталитарный режим, просто он бросал в тюрьму и расстреливал всех, кого считал для себя опасностью. Не надо быть опасностью для режима – и можешь заниматься чем угодно, никто не контролирует содержание твоего сознания и твоего потребления. Настоящая катастрофа состоит в том, что такие авторитарные режимы способны подавлять любое коллективное действие и, опираясь на агрессивное меньшинство, объявлять террор от имени всего народа или государства. В России мы видим постепенное снижение демократической легитимности лидера. Он опасается, что заметно растущая доля недовольных начнёт объединяться и действовать против него, а это люди более молодые и более активные, и сегодня их уже совсем немало, как говорят нам опросы. Это приводит лидера к мысли, что пока не поздно, нужно задавить растущую часть недовольных и напугать колеблющихся, заставив их отказаться от мыслей о коллективных действиях. Ещё немного, и объявить эти репрессии от имени народа будет уже затруднительно – перед нами случай Лукашенко.
Однако репрессии могут сорваться в тоталитаризм, если тиран придёт к решению, что пока у всех в голове одно и то же, опасности для режима нет. Известный пример – Италия 1924-25 годов. Судя по тем тенденциям в России, которые мы наблюдаем в последние годы, у нас не только нет широкой готовности к тоталитаризму, но наоборот, набирает силу разнообразие жизненных стилей и более высокая толерантность к такому разнообразию. Беда в том, что тоталитарному повороту может и не потребоваться такой энтузиазм масс. Может оказаться достаточно узурпировать все органы власти и основные каналы информации при условии отсутствия организованного сопротивления.
Насколько я понимаю, ваш вопрос обращён к возможным стратегиям действия для тех, кто чувствует себя под ударом. Общий рецепт прост: не оставайтесь в одиночестве, объединяйтесь, участвуйте в коллективных инициативах, даже если вам порой сразу не ясно, зачем они вам нужны. В таких инициативах вырабатывается социальный капитал, именно он и поможет вам защищаться.
Данная статья отражает мнение автора, которое может не совпадать со взглядами Института Кеннана.