Жизнь в тени российского закона об иностранных агентах: Беседа с Галиной Араповой

Галина Арапова - практикующий юрист, эксперт в области российского информационного права и международных стандартов в сфере свободы слова и свободы выражения мнения. Возглавляет некоммерческую организацию Центр защиты прав СМИ (Воронеж) с момента ее создания в 1996 году. Центр оказывает правовую поддержку журналистам, редакциям СМИ, блогерам и активистам по вопросам их профессиональной деятельности.

Перевод данного интервью на английский язык доступен здесь.

СП: Что уже сделано и что может быть сделано для лучшего обучения профессиональных журналистов и блогеров, а также всех граждан, участвующих в работе каких-либо НКО или гражданских инициатив, которых может затронуть последнее ограничительное законодательство России, связанное с риском присвоения статуса «иностранного агента»?

ГА: Законодательство об иностранных агентах затрагивает очень многих: правозащитников и активистов, которые работают в НКО, признанных иностранными агентами; журналистов, работающих постоянно или как внештатники на иностранные СМИ; студентов и молодых ученых, которые сотрудничают по программам обмена с зарубежными университетами. Любой специалист, который получил гонорар за выполнение работы или стипендию на исследование и при этом публикует что угодно в соцсетях, – уже потенциальный иностранный агент. Понимание всеобъемлющего характера риска стать иностранным агентом дошло еще не до всех, несмотря на то, что СМИ достаточно активно освещают эту проблему. Видимо, многие полагают, что это не их история, она про кого-то другого, поэтому можно не тратить время на чтение публикаций про каких-то иностранных агентов. Это не так интересно, как шпионский детектив.

Для аудитории, которая проявляет интерес к теме и морально готовится к возможным осложнениям в своей жизни (а это в основном журналисты, правозащитники и активисты), уже проводили разъясняющие вебинары, индивидуальные консультации, подготовлены и опубликованы рекомендации. Центр защиты прав СМИ в 2019-2020 гг. провел с десяток вебинаров для журналистов-расследователей, российских журналистов, сотрудничающих с иностранными СМИ. Наши юристы консультировали журналистов индивидуально, если у них были вопросы по статусу «иностранного агента» в контексте их личной жизненной ситуации.  И это продолжается бесконечно. Любые формы разъяснения здесь полезны, потому что они дают лучшее понимание этого специфического правового риска и предлагают алгоритм действий на случай, если Минюст обратит свой взор именно на тебя.

Что еще можно сделать? Я считаю, что поддержка должна быть комплексной. Речь идет не только о правовой помощи. Она нужна, но этим поддержка не исчерпывается. Сейчас сотни коллег (да и мы сами) живут в постоянном состоянии стресса и ожидании «письма счастья» из Минюста. А жить в состоянии стресса трудно, жить в ожидании несправедливого преследования еще труднее. Поэтому очень важна поддержка на разных уровнях – юридическом, налоговом, финансовом, психологическом. Человек должен понимать, что он не один, что он в компании приличных и уважаемых людей, что намеренная стигматизация клеймом «иностранный агент» не ставит крест на его репутации и жизни.  Это критически важно, чтобы, несмотря на сложность ситуации, он мог продолжать свою работу и не сломался. По моим наблюдениям психологической поддержки практически нет. Сотрудники НКО уже находятся в состоянии выгорания, которое только нарастает в атмосфере нагнетания со стороны государства темы «иностранных агентов». Введенный статус иноагента для физлиц, уголовная ответственность, включение в реестр иностранных СМИ-иностранных агентов пяти человек – всё это добавляет уровень стресса для всей разнообразной группы риска. И в этой атмосфере я даже не знаю, какая поддержка здесь более необходима – юридическая, финансовая или психологическая.

В юридической части практика уже наработана на опыте НКО-иностранных агентов, юристам более или менее понятно, что нужно делать, стратегия обжалования вплоть до Европейского суда ясна. Но реестр физических лиц-иностранных агентов может начать пополняться довольно стремительно, и тогда потребуются значительные ресурсы для оплаты работы юристов, для обучения подготовке отчетов в Минюст новых иностранных агентов, потребуются консультации специалистов в области налогов и финансов, много психологической помощи.

Учитывая принятые поправки в Закон об НКО, согласно которым НКО-иностранные агенты скоро уже не смогут без согласования с Минюстом (и риска быть ликвидированными за любую оплошность в процедуре согласования) проводить какие-либо мероприятия, включая семинары/вебинары, нужно уже сейчас искать новые формы разъяснения и работы с «группой риска», чтобы в критический момент они не остались с проблемой один на один.  

СП: Можно и нужно ли вообще как-то учить «социально активных» граждан и профессионалов каким-то способам самозащиты от присвоения статуса «иностранного агента» и их правам в случае, если статус уже присвоен?

ГА: С самозащитой от статуса иностранного агент все сложно. Тут либо перестать быть активным, не высказывать свою позицию, перестать быть правозащитником и журналистом и принципиально отказаться от каких-либо финансовых поступлений из-за рубежа. Либо изучить все, что связано со статусом иностранного агента, и просто морально подготовиться, что рано или поздно с тобой это может случиться. Это выбор каждого. Боюсь, самозащита в этой сфере, по сути, означает прекращение заниматься тем, чем ты занимался, и уход на работу в бюджетную сферу или бизнес. И то в такой, где нет иностранных инвестиций и какого-либо сотрудничества с зарубежными партнерами.

Наверное, нужно объяснять, что такое «иностранный агент» и что тебя ждет, если ты им станешь. И готовить пошаговые алгоритмы жизни с этим статусом – как пакет услуг, которыми человек может воспользоваться при необходимости, которые облегчат ему бюрократическое бремя и снизят риск быть привлеченным к административной (и, о ужас, даже уголовной) ответственности. Нужно расписать все права, которыми обладает человек в случае признания его иностранным агентом. Я думаю, какие-то шаги по обжалованию и выполнению обязанностей «иностранного агента» можно алгоритмизировать, чтобы новоиспеченный иностранный агент мог воспользоваться этим как шпаргалкой, сам, без помощи специалистов (юристов, бухгалтеров и т.д.).

СП: Что сделано или еще может быть сделано для лучшего обучения и оснащения юристов для решения этих новых задач?

ГА: Уже есть юристы, имеющие опыт обжалования решений Минюста по признанию НКО иностранными агентами. Напомню, что жалобы почти сотни российских НКО уже ожидают решения в Европейском суде. Но в случае массового признания иностранными агентами физических лиц потребуется большее число юристов. Силами нескольких НКО, кто был вынужден начать специализироваться на законодательстве об иностранных агентах, всю страну не покроешь юридической помощью. Ничего специально для обучения юристов не делалось. Мы все учились по ходу развития ситуации сами, обменивались опытом между собой, обменивались идеями защиты и образцами документов. Не думаю, что можно заранее обучить юристов вести такие дела, потому что непонятно, в каком регионе возникнет потребность в таком юристе и будет это дело вести местный юрист или помощь журналисту или активисту из условного Кемерова окажут юристы из Москвы или другого региона. Боюсь, решать проблему обучения юристов (обмена опытом) придется тогда, когда мы поймем масштаб проблемы.  Возможно, с задачей смогут справиться те несколько десятков юристов, которые уже имеют такой опыт на базе предыдущей кампании по ловле иностранных агентов среди правозащитных НКО.

СП: Лев Пономарев решил закрыть свою правозащитную организацию. Дарья Апахончич подала в суд на Министерство юстиции за то, что ей присвоили статус «иностранного агента». Существует ли оптимальная стратегия, когда речь идет о законодательстве об иностранном агенте и других ограничениях основных свобод?

ГА: В суд подали все пятеро физических лиц, признанных иностранными СМИ-иностранными агентами (Людмила Савицкая, Денис Камалягин, Сергей Маркелов, Дарья Апахоничич, Лев Пономарев). И я убеждена, что это обязательный шаг, поскольку невозможно принять как справедливое решение Минюста навесить ярлык иностранного агента за абсолютно правомерную деятельность.  То, что российский закон де-юре позволяет это сделать, не делает такое решение госоргана соответствующим международным стандартам в области прав человека. Поэтому такое решение нужно обязательно обжаловать и нужно быть готовыми к тому, что это долгая дорога, стратегическое судебное дело с финалом в Страсбурге. Иного наше законодательство и судебная практика нам не оставляют.

Нужно понимать, что ликвидация правозащитной организации, к сожалению, не убирает и даже вряд ли снижает риск для ее руководителя и сотрудников быть признанными иностранными агентами в личном качестве. Ведь так или иначе с момента принятия поправок в законодательство они получали иностранные средства (в виде зарплаты по грантовым проектам или в качестве гонорара за исследовательскую или экспертную работу) и наверняка у них были публикации в соцсетях или выступления в прессе, наверняка они участвовали в различных публичных мероприятиях, занимались защитой прав человека, публично высказывали свое мнение по различным общественно значимым вопросам (то есть делали все то, что наш законодатель щедро отнес к «политической деятельности»). И они не заявили на самих себя в Минюст и не встали на учет как иностранный агент. А следовательно, даже после ликвидации организации Минюст вполне может признать их «физическими лицами – иностранными агентами» или «иностранными СМИ – иностранными агентами» (статус похож, но основания признания немного отличаются, хотя и там, и там они невероятно широкие и позволяющие наградить этим статусом реально половину России и почти всех, живущих за ее пределами, ведь они по определению получают иностранное финансирование – не российское же). Поэтому вопрос о судьбе организации – это вопрос стратегии дальнейшей работы ее команды, а не вопрос спасения от статуса «иностранного агента».

СП: Какие правовые требования целесообразнее пытаться отменить или оспорить в суде?

ГА: Отменить никакие требования Минюста мы не можем, у нас нет таких полномочий. Мы только можем их оспорить в суде. Если человека признают «иностранным агентом» (неважно, как иностранное СМИ-иноагент или просто как физлицо-иноагент), то нужно в суде обжаловать (1) решение государственного органа (Минюста) по признанию лица иностранным агентом и (2) решение по включению его в соответствующий реестр. Такой иск подается в порядке КАС РФ против органа, принявшего решение. При этом, поскольку статус «иноагента» вступает в силу незамедлительно после включения в реестр, то с этого дня человек уже должен будет выполнять все возложенные на него обязанности (подавать отчет о деятельности иноагента, доходах и расходах в Минюст), чтобы не приближать риск уголовной ответственности (которая наступает для физлиц по ч. 2 и ч. 3 ст. 330.1 УК РФ после привлечений к административной ответственности за нарушение порядка деятельности соответствующего иностранного агента). И параллельно обжаловать несправедливое решение в суде.

СП: Какие из требований разумнее просто соблюдать на данный момент?

ГА: В случае признания человека иностранным агентом я бы рекомендовала соблюдать все предъявляемые к нему требования, поскольку риск их несоблюдения слишком серьезен, он влечет наступление уголовной ответственности. Рисковать свободой (а для физлиц это до 5 лет лишения свободы по ч. 3 ст. 330.1 УК РФ) не нужно. Оно того не стоит. Нужно педантично все обжаловать, но и так же педантично соблюдать все бюрократические формальности, связанные с отчетами.

Что касается пометок, если человек активен в соцсетях и публично, то ему придется ставить пометку о своем статусе. Отсутствие пометки – риск административной ответственности. Повторное нарушение – уже уголовка. Как вариант поведения человек может для себя выбрать онлайн-вакуум: закрыть свои аккаунты в соцсетях и ничего не высказывать публично, не выступать на конференциях, не публиковать статьей и т.д.

Единственное, чего я бы не стала делать проактивно сейчас: я бы не стала сразу бежать и включаться в реестр самостоятельно. Хотя формально закон именно это всех, кто входит в группу риска, и обязывает делать. Поясню, почему такой формат поведения я считаю оправданным.

Очевидно, что Минюст не сможет загнать в реестр всех, кто потенциально подпадает под этот статус. Скорее всего начнется с показательной порки, загонять будут волнами и из разных профессиональных секторов и сфер общественной жизни (как в случае с пятью коллегами, которых уже включили: трое журналистов, один правозащитник и одна активистка). И кого когда включат неизвестно. Следовательно, нет смысла ускорять наступление этого дня, это только сразу же возложит на человека обязанность ставить пометку и подавать отчеты. Если он хочет побыстрее «украсить» себе жизнь бюрократической перепиской с Минюстом, подсчетом всех своих доходов и расходов и предоставлением этих сведений в Минюст раз в полгода, то конечно, можно заявить на себя и самостоятельно. Но логичнее подождать, когда первый шаг сделает Минюст. Да, в этом случае скорее всего человек вместе со статусом получит и первый административный штраф за то, что не включился в реестр самостоятельно (по ч. 1 ст. 19.7.5-4 КоАП РФ, от 30 до 50 тысяч рублей). Это увеличивает риск привлечения к уголовной ответственности за нарушение отчетности, что тоже нужно учитывать при выборе стратегии. Но все же опыт признания иностранными агентами правозащитных НКО показывает, что эта кампания длилась 8 лет с 2012 года и продолжается до сих пор. Включение в реестр самостоятельно никто из НКО не рассматривал как вариант действий не только потому, что это было несправедливо и никто не считал свою деятельность политической по сути, но и потому что обременения, связанные со статусом, являются существенными, съедают много человеческих и финансовых ресурсов. К этому должен быть готов и человек со дня, как только его имя появится в реестр. Ускорять наступление этого дня мне кажется нелогичным (помимо того, что во всех смыслах и несправедливым).

СП: Учитывая относительно небольшой сохранившийся сектор независимых медиа в России, видите ли вы возможность продолжать в этих условиях критическое освещение социальных проблем и неприятных для власти сюжетов (в том числе коррупции, неэффективности государственных органов, некомпетентности высоких должностных лиц), не подвергаясь при этом атакам со стороны государства?

ГА: Я уверена, что журналисты будут продолжать свою работу и в том числе будут публиковать журналистские расследования, высказывать критику, когда объект критики ее заслужил, публиковать материалы по вопросам общественного интереса. В последние годы этот сегмент независимых СМИ на самом деле растет. В этот сектор также приходят блогеры, в том числе в регионах. Отчасти этому поспособствовало и государство слишком агрессивной кампанией по огосударствлению телевидения и региональных СМИ, когда почти все районные и областные газеты было согнаны в государственные медиахолдинги. Соответственно независимой журналистики в регионах становилось все меньше и меньше. На их место пришли независимые онлайн-проекты и блогеры. Свято место пусто не бывает. И многие из них довольно убежденные, мотивированные, их статусом иностранного агента из этой сферы не выдавить. Они будут продолжать работать. Это не означает, что им не будет нужна помощь. Будет и, возможно, еще и больше, чем ранее.

Атаки со стороны государства на независимую журналистику и критические публикации и высказывания онлайн не остановятся, не для того принимали законы, позволяющие запретить или наказать почти за что угодно. Спектр цензурных инструментов за последнее десятилетие расширился так, что нет никаких сомнений в том, что государство во всеоружии и готово преследовать за малейшую критику (клевета, оскорбление представителя власти, неуважение к власти, антиэкстремистское законодательство, оправдание терроризма, оскорбление ветеранов как новый вариант реабилитации нацизма, оскорбление чувств верующих, судебные и внесудебные блокировки, занесение редакций СМИ в реестр организаторов распространения информации, и т.д. и т.п.) Тут нужно думать не о том, смогут ли журналисты продолжать работать. Нужно им помогать выполнять свою миссию безопасно, помогать им снижать риски (как это делают медиа-юристы, помогающие на стадии работы с текстом перед его публикацией), оказывать им юридическую помощь, защищая в судах в случае предъявления претензий. Здесь важна и просветительская деятельность, нужно учить журналистов как писать, чтобы на них не подали в суд, какие риски для них могут быть фатальными, а на какие они могут осознанно пойти ради достижения более значимой общественной цели (например, публикации важного антикоррупционного расследования). Но вероятно, скоро и просветительскую деятельность будет очень трудно (если вообще возможно) проводить НКО, которые сами уже признаны иностранными агентами. Остается только работа в формате правовой помощи и консультаций.

СП: Существуют ли более рискованные и более безопасные стратегии для медиа в этом смысле?

ГА: В целом да, но вопрос стратегии – вопрос очень индивидуальный и решается с учетом массы факторов. Напрашивающийся ответ – зарегистрировать СМИ в другой стране и работать оттуда (как, например, «Медуза»[1]) – далеко не всем подходит.  Расписывать подробно варианты стратегий не буду, мы помогаем принимать такие решения и взвешивать разные риски командам журналистов, когда это необходимо. Скажу только, что варианты более безопасной работы есть. Но и государство не стоит на месте – медиа убегают, оно догоняет. Новое принимаемое законодательство (об иностранных СМИ – иностранных агентах, о физических лицах – иностранных агентах, о суверенном интернете, о локализации персональных данных, пакет Яровой, о блокировках, ряд других) позволяют государству добраться при желании до любого, создать трудности для аудитории этого СМИ, персональные риски для редактора или журналистов. Так что это вопрос не столько умной стратегии обхода рисков, сколько скорее политической воли властей прижать конкретное издание. Просто всех сразу не прижмут, и у государства ресурсы на безграничны. Сдерживающий эффект можно создать и одним-двумя показательными делами, запугивание тоже вполне себе инструмент воздействия на журналистов. Чтобы у многих вызвать самоцензуру, необязательно преследовать всех сразу. Это, мне кажется, понимают все. Поэтому разумные стратегии, подходящие для конкретного медийного проекта, уже неплохо, чтобы продолжать работать. Среди них – регистрация юрлица за пределами России (в стране, которая не «сдаст» сразу), не регистрировать СМИ в Роскомнадзоре, работать без официальной регистрации, домен не в зоне RU, безопасные протоколы шифрования (https), использование псевдонимов, тренинги для журналистов по юридической и цифровой безопасности и т.д. 

СП: В ситуации, когда многие читатели и зрители заявляют, что «вообще избегают плохих новостей», а крупные государственные медиа имеют почти неограниченные возможности бороться за аудиторию при помощи развлекательного контента, каким образом «социальные» медиа могут все же постараться привлечь и расширить аудиторию при освещении таких «тяжелых» тем, как политические преследования, жестокость полиции, несправедливость судов, тюремной системы?

ГА: Тех, кто избегает, не заставишь читать «плохие новости», они и дальше будут продолжать смотреть «Поле чудес» Якубовича. Я не специалист по расширению аудитории для СМИ, могу лишь высказать свое личное мнение как опытный читатель. Для меня важно качество контента, убедительность, доказательства достоверности, интересный формат (использование иллюстраций, инфографики), возможность получить (увидеть) материал через соцсети, интересные анонсы. Коллаборация в подготовке журналистских расследований (совместные проекты нескольких редакций) добавляет им вес и авторитет, а значит намного выше вероятность, что я их прочту. Правда, нам зачастую и так приходится это читать в силу нашей работы первыми, еще до публикации, проверяя материалы на правовые риски. Но даже в этом случае это всегда фактор, которые повышает интерес.

Новые площадки типа Тик-Тока, как ни странно, тоже дают новые возможности для анонсов серьезных материалов для новой аудитории, которая, возможно, напрямую не пойдет знакомиться с обновлениями на сайтах «Новой газеты» или «Важных историй». А через 15-секундное видео с анонсом вполне может зацепиться взглядом и пойти потом почитать. Повышает интерес видео-выжимка из публикации, которая сопровождает лонгриды. Подкасты, где журналисты рассказывают о том, что и как они писали в сложных расследовательских текстах. Это дает новый уровень прикосновения к тексту, вполне возможно, что это кого-то заинтересует из тех, кто еще текст не читал.

Самые сложные с правовой точки зрения тексты – про пытки в колониях и СИЗО. Это почти всегда не только психологически сложные тексты, но и риск получить иск от УФСИН или колонии о защите деловой репутации. И эта тенденция с последние годы нарастает, что создает серьезные проблемы с освещением этой темы. Так что эта тема представляет собой на практике, пожалуй, наиболее проблемную. Даже не антикоррупционные расследования…

Данная статья отражает мнение автора, которое может не совпадать со взглядами Института Кеннана.

[1] Это интервью было взято до того, как Российское министерство юстиции внесло «Медузу» в список «СМИ — иностранных агентов».