Моей первой статьей в проекте «Иными словами» был текст про феномен новейшего «полочного кино». С тех пор вышло еще несколько статей моих коллег о современных практиках цензуры в российском культурном поле — от вырезанных сцен в классике (для российского проката порезали даже «Конформиста» Бернардо Бертолуччи, которому доставалось еще от советских цензоров) до маркировки в качестве «иноагента» Булата Окуджавы в питерском «Буквоеде». Каждая новость об очередном цензурном маразме разлетается по телеграм-каналам и бурно обсуждается, но никого на самом деле не удивляет. 

И это, наверное, самое важное, что произошло в российском культурном поле, не слишком богатом на события, в 2024 году: все окончательно привыкли к цензуре и самоцензуре, она стала такой же частью общей жизни, как пятничные списки «иноагентов», депутатские запретительные инициативы и шестилетние тюремные сроки за посты в соцсетях, новости о которых перестают быть новостями. Цензурных правил при этом никаких по-прежнему нет (как и официальной цензуры, которая запрещена Конституцией), один артист может быть нежелательным на одной стриминговой платформе, но спокойно появиться в главной роли в сериале — на соседней. Нормой для всех продюсерских компаний стали договоры с членами съемочной группы, предполагающие многомилионные штрафы за участие в политической (разумеется, антивоенной) деятельности. Список того, что нельзя, в договоре может занимать три страницы, а штраф может составлять бюджет всего фильма, если будет доказано, что именно из-за действий артиста его положили на полку. Всех ошарашил поступок Яны Трояновой, которая стиснув зубы доснялась в финальном эпизоде «Ольги», после чего уехала и дала программное интервью Юрию Дудю. Впрочем, несмотря на драконовские штрафы в договорах, «из-за подрывной деятельности таланта пока что никого не наказывали». Но все всё подписывают, и все боятся. 

Пресловутые черные списки, в которых оказываются неугодные власти актеры и режиссеры, не только постоянно расширяются, как вселенная, но и появились уже у каждой конторки. Специально обученные люди на зарплате занимаются серфингом соцсетей даже у артистов, занятых в массовке. Доходит до смешного: одна региональная газета отказалась писать о сериале «Столыпин», спродюсированном каналом «Россия», потому что исполнитель главной роли Александр Устюгов достаточно недвусмысленно высказался в начале войны. С тех пор его уже «отмолили» в администрации президента (именно так называют изъятие из черных списков в индустрии), но петербургской газете об этом не сообщили. 

С медиаполем вообще все интересно. Этим летом я собрал книгу интервью, взятых мной за последние три года для еженедельника «КоммерсантЪ-Weekend», и предложил одному крупному российскому издательству, которое раньше издавало книги иноагентов. Книги интервью я не очень люблю, но здесь увидел один сквозной, большой и важный сюжет — это были разговоры о слоне в комнате, которого нельзя называть. У российского подцензурного пространства нет правил, но есть серая буферная зона между еще можно и уже нельзя, которую каждый определяет для себя сам. И вот эта мера смелости и трусости в разговорах о важном с российскими кинематографистами за три года большой войны показалась мне документом эпохи. Издательство невероятно обрадовалось, что у них наконец будет книга про новейшее российское кино. Мы с редактором долго обсуждали тексты и выбирали картинки, пока рукопись не вернулась с «правками» от юристов, согласно которым моя книга более чем наполовину состоит из «критики политического строя». 

В диалогах с режиссерами нужно было вырезать не только имена Беркович и Петрийчук, но также Манижи, Кирилла Серебренникова, Андрея Звягинцева, Кантемира Балагова, Киры Коваленко. Одна из ремарок гласила: «Балагов и Коваленко — пока не иноагенты, но упоминаются в очень позитивном ключе, потенциально опасно». Из интервью режиссера Бакура Бакурадзе нужно было убрать не только все упоминания гражданской войны в Грузии, но также и реплику о том, что Грузия — независимая страна. Клянусь, так и было написано: «Убрать фразу про независимую страну». Даже из беседы с лояльнейшим сценаристом Андреем Золотаревым необходимо было вырезать такую фразу: «Во времена общественных потрясений люди, естественно, хотят сбежать от реальности, и сказки, фантастика или старое доброе прошлое — понятные способы побега». Потому что «упоминание общественных потрясений может восприниматься как критика режима». 

Книгу я, разумеется, отозвал и был, мягко говоря, потрясен — главным образом тем, что все эти беседы были опубликованы в официальном СМИ. И никаких инсайдов у юристов издательства, разумеется, не было — речь идет о самоцензуре. Как резюмировала одна моя подруга, «мы живем в эпоху чекистов и юристов».

«Фильм «Сталкер» снять сегодня невозможно. Все стали умные, скрыться, что это не про нас, — такой вариант уже не проходит», — сказал мне один очень известный режиссер в частном разговоре. Пока в литературе главным жанром все еще остаются антиутопии, в кино даже экранизацию Стругацких уже не пропустят. Во всяком случае, если у тебя нет «крыши» в виде Константина Эрнста или Федора Бондарчука. В антиутопиях начальство видит критику политического строя — и это, кстати, удивительный пример того, как цензура буквально кусает себя за хвост. Потому что вообще-то мысль о том, что современная российская реальность похожа на Арканар или жизнь после ядерной зимы, является непосредственной критикой режима. 

Все уже, конечно, знают, что в российском кино наступила эра сказок, однако не все сказки одинаково полезны. Например, одна известная кинокомпания несколько лет пытается переписать «Трех толстяков», чтобы закамуфлировать нежелательную тему мятежа. Естественно, получается это у сценаристов плохо. Но даже без отсылок к мятежу в правящем триумвирате Юрия Олеши цензоры упорно видят отсылку к нынешней власти (и снова получается, что наши цензоры — главные клеветники России). Другая кинокомпания пытается «прибрать» линию бунта из «Капитанской дочки», сделав из классического произведения А. С. Пушкина love story. Лучшие сценарные силы, между прочим, брошены на то, чтобы вырвать зубы дракона из русской классики.

С любовью, кстати, тоже дела обстоят не лучшим образом. И речь не про ЛГБТИК+ тематику — тут все понятно, руки-ножницы российского проката давно кромсают запрещенку, так что достается даже травести-комедиям. Но, поскольку депутатский корпус всерьез озабочен традиционными ценностями и их отражением на экране, в российском кино секса уже почти нет. Довоенные «Содержанки» в современной России непредставимы, не помогает даже перенос действия в дореволюционную эпоху, так что, возможно, последней громкой премьерой «про это» станут «Чистые» — сериал-исследование секс-работы в Российской империи Николая Хомерики по сценарию Александра Родионова.

Но у этого есть и обратная сторона. Как недавно выяснилось, с 2022 года Минкультуры выдало аж 145 прокатных удостоверений фильмам, названия которых недвусмысленно говорят о том, что в России, в отличие от СССР, секс все-таки есть. Обладателями такой ценной вещи, как прокатка, можно сказать, оберега в современной культурной реальности страны стали, например, «Жгучие милфы», «Конкурс порнозвезд» и «Ненасытные молодые киски». Эти шедевры доступны на платформе Wink (стриминговый сервис Ростелекома), правда, за отдельную плату. Чиновник Министерства культуры, который по долгу службы смотрит «Жгучих милф», проверяя, чтобы изображенный там секс, по крайней мере в теории, приводил к деторождению, мог бы, кстати, стать героем российской комедии. Которая, в отличие «Ненасытных молодых кисок», прокатное удостоверение, скорее всего, не получит.

Комедиографам приходится особенно тяжко на третий год СВО: шутить нельзя примерно ни про кого, кроме геев. Чиновники, священники, силовики под запретом, последних в кино и сериалах стараются не выводить уже даже в положительных ролях. Один из недавних примеров: триллеру о маньяке, который оказался ментом, выдали прокатное удостоверение только после того, как режиссер доснял эпизод, в котором злодея предусмотрительно увольняют из органов. Если же на экране присутствует священнослужитель, требуется получить благословение в РПЦ, причем речь не только о российских фильмах — прокатчики иностранных картин тоже засылают в церковь просмотровки. А там уж как бог на душу положит.

Мой друг, известный кинорежиссер, оказавшийся в черных списках по непонятной даже ему самому и вообще никому в индустрии причине, говорит, что на прямые вопросы никто не отвечает. Походы влиятельных друзей на Старую площадь не дают никаких результатов. Это происходит, кстати, вот как: человеку, который хочет отмолить кого-то и заикается об этом в высоком кабинете, спокойно отвечают: «Давайте не будем об этом говорить». И об этом больше не говорят. Зато в своей почте мой друг-режиссер с завидной регулярностью обнаруживает сценарии фильмов об СВО и подвигах российских бойцов: «Мне словно бы деликатно указывают на выход: посмотри, вот он». 

«Владимира Машкова вы считаете приличным человеком?» — спрашивает у моего приятеля, пиар-агента, руководитель крупной кинокомпании. Собеседники сидят на Патриках и обсуждают, кого приглашать на светские мероприятия на третий год большой войны. Приятель честно отвечает: «Нет». — «Ну, значит, сработаемся». Так он получил крупный контракт и теперь следит за тем, чтобы на вечеринках этой кинокомпании не появлялись Лепс, Вован и Лексус. Другая компания в рабочей рассылке для сотрудников пишет прямо: «Мы не хотели бы видеть на своих премьерах никого, кто поддерживает СВО». Знакомый режиссерский агент рассказывает, что на фильмы про Донбасс сейчас невозможно найти режиссеров и сценаристов даже с открытым бюджетом — то есть за любые деньги.

И это — форма сопротивления, установившаяся в российской киноиндустрии к концу 2024 года: по возможности никак не соприкасаться со злом, не вставать под один пресс-волл с негодяями. Какие времена, такое и сопротивление. «Пока у талантов еще есть возможность играть в аккуратное благородство, а дальше — как пойдет», — подытожил наш разговор мой товарищ, работающий в индустрии за кадром. 

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.