18 признаков большого репрессивного расстройства

1. Вы считаете, что ситуация в стране сложная, но сравнения с совком и тем более сталинизмом считаете пошлыми. Вы исходите из того, что масштабы жертв несопоставимы, при Сталине репрессировали миллионами, а сейчас в худшем случае тысячами, хотя точно вы не знаете. Это вас немного успокаивает.

Имя: Александр Скобов.

2. Вы читаете телеграм-каналы, где не повторяют того, что говорят по телевизору, — может, эмигрантские оппозиционные, а может, наоборот, что-то с буквой Z, но где все равно ругают Путина. Вы читаете, но не подписываетесь на них (по крайней мере, на некоторые). Если подписываетесь, то удаляете подписки, когда надо пересечь границу. Вы давно проверили, что у вас в мессенджерах нет украинских номеров, и удалили дальнюю родственницу из Днепра и три года назад приводившую ваш дом в порядок уборщицу из Запорожья. Это разумные меры, просто для того чтобы не возникло дурацких проблем на ровном месте. Ведь в целом вы делаете все в рамках российских законов.

Имя: Александр Демиденко.

3. Вы знаете, что против доноса на тему нелояльности нет никакой защиты. В расследовании, где слово против слова, важно будет только одно слово — прокурора, а судья потом тихим голосом повторит его, потому что выносит 99% обвинительных приговоров. Вы знаете, что доносом может кончиться любая ситуация взаимодействия с незнакомцами, и не обсуждаете с ними чувствительные темы. Вы точно не участвуете в уличных опросах на политические темы, которые снимает непонятно чья камера. Это так же общеизвестно, как и то, что не надо вступать в конфликт на дороге: никогда не знаешь, кто за рулем незнакомой машины. Вас это не удивляет.

Имя: Надежда Буянова.

4. Вы знаете, что если под преследование попадает единственный близкий ребенка, или старика, или другого несамостоятельного человека, то его все равно отправят в тюрьму. Никого не будет волновать, что ребенка может ждать детский дом, а старика — смерть. Если выяснится, что ситуация с ребенком или стариком кое-как разрешилась, вы вздыхаете с облегчением. Участь осужденного тут кажется уже не такой важной, как и сам факт разрушения семьи. Вас это не удивляет.

Имя: Алексей и Маша Москалевы.

5. Вы понимаете, что на Кавказе свои порядки и их лучше уважать так, как это уважение понимают местные силовики. Вы понимаете, что эти силовики — не та же полиция, следователи или прокуроры, что у вас. Хотя формально они носят ту же форму и получают деньги в той же организации. Вы знаете, что если вас захотят наказать особенно жестоко, то в худшем случае отправят «туда». Вас это не удивляет.

Имя: Никита Журавель.

6. Любой публичный политик, имеющий поддержку на уровне страны, автоматически сидит или сядет — если, конечно, не уедет. Тех, кто уехал, вы считаете потерявшими доверие: они не живут здесь и не понимают, каково здесь нам. О том, что то же самое системно происходит с политиками и активистами на уровне двора, района, маленького города, вы не задумываетесь: эти новости до вас не долетают. Пока это не происходит в вашем дворе, районе, городе. Правда, он (она) явно лез (лезла) на рожон — и рассчитывать на другой финал было трудно.

Имя: Алексей Горинов.

7. Вы видите запытанных людей в зале суда, они отправляются под арест, не приходя в сознание. Вы либо согласны с тем, что их деяния настолько ужасны, что это оправданно, либо не видите смысла и побаиваетесь спорить с тем, кто так говорит. В первом случае вы считаете, что горе теракта — это самое большое горе, которое произошло с нами, и с ним ничего не может сравниться. Во втором случае вам не по себе, но вас это совершенно точно не удивляет.

Имя: Мухаммадсобир Файзов.

8. Вы видите, как ежедневно пополняется список террористов. Вы понимаете, что бывают террористы в концертном зале, но их очень мало и их имена не запомнить. А вот эти ежедневные террористы — это театральные режиссеры и тому подобные личности. Вы понимаете, что терактов они, конечно, не устраивают, но одновременно понимаете, почему их так называют, и вас это не удивляет. Вы понимаете, что фраза «в России никогда не сажали за спектакли» — это что-то из мира розовых пони, даже если действительно вроде бы и не сажали.

Имя: Евгения Беркович, Светлана Петрийчук.

9. Так же как с «террористками», которых судят за спектакль, вы понимаете, что то, что человек совершил, почти никогда не совпадает с тем, в чем его обвиняют. Это сделано, чтобы вызвать страх избирательного применения закона к любому, но вы об этом не думаете, потому что разве это существенно? Точно так же вы понимаете, что не существует никакого международного движения ЛГБТ, но проще не спорить с этим. Все равно всех этих радуг лучше избегать, не говоря уж о чем похлеще. В конце концов, это базовая мера безопасности.

Имя: Юлия Алешина.

10. Вы знаете, что есть темы вроде Бучи, на которые нельзя говорить никогда и ни с кем. Вы видите, что людей, которые занимаются публичной деятельностью десятки лет и этим бесят власть, судят именно за «фейки о Буче». Вы понимаете, что в этих темах — от Бучи до итогов Второй мировой — позиция власти построена минимум на манипуляции, а максимум — на прямой неправде, но погружаться в это вообще бессмысленно с учетом того, насколько это в принципе опасно.

Имя: Илья Яшин.

11. Вы видите, как неслучайных людей арестовывают на несколько суток по какому-то пустому и явно сфальсифицированному поводу типа перехода улицы на красный или ругани матом в публичном месте, хотя понятно, что они не переходили и не ругались. Вы ожидаете, что через две недели они выйдут из-под ареста и их тут же задержат снова, уже надолго, — и ваши ожидания оправдываются. Вы понимаете, что, если они вышли, а их не задержали сразу же, это значит, что им дают уехать, — и это язык, понятный и вам, и им. Впрочем, их еще могут не выпустить на границе.

Имя: Магомед Омаров.

12. Существуют специальные группы риска: например, некоторые комбинации профессии и возраста более опасны, чем другие. Например, если ученый-физик работал в области, даже название которой вы не понимаете, и недавно вышел на пенсию, то он с гораздо большей вероятностью встретит смерть в тюрьме, потому что ему в закрытом режиме пришьют шпионаж или госизмену и посадят лет на десять больше, чем ему осталось жить. Вас не удивляет, что физики рискуют больше библиотекарей. Вы знаете, что до библиотекарей в этом списке мы тоже дойдем.

Имя: Валерий Голубкин.

13. В новостях регулярно кто-то оскорбляется — по поводу родины, армии, истории, религии, — и за это людей сажают в тюрьму. В новостях кто-то регулярно извиняется за оскорбление, но на его последующую участь это никак не влияет.

Имя: Эдуард Шарлот.

14. Когда кого-то арестовывают, в словах поддержки арестованному часто звучит «мы думаем, что там разберутся и примут справедливое решение». Подсудимые все равно называют судей «ваша честь» и «уважаемый суд», хотя ежу понятно, насколько этот суд действительно уважаемый. Этот парадокс вас не удивляет.

Имя: Тимур Иванов.

15. Вы считаете, что в целом в стране беспредел и уничтожить могут любого, но вместе с тем полагаетесь хоть на какие-то правила элементарного благоразумия. Вы исходите из того, что репрессии все же затрагивают ничтожно маленькое число людей по сравнению с многомиллионной страной. Вы отдаете себе отчет, что отдельная кампанейщина и перегибы на местах все же не могут привести к чему-то апокалиптически ужасному.

Имя: Наталья Шарина.

16. Вы успокаиваете себя тем, что так во всем мире, хотя так не во всем мире.

17. Вы можете продолжить этот список. Но неохотно.

18. Вам кажется, что этот текст очевиден и ничего не изменит.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.