В конце июля Минюст РФ разом на 55 позиций увеличил свой список экстремистских организаций. В основном в него попали различные региональные движения, многие из которых выступают против войны в Украине и за отделение от Российской Федерации. Журналист Илья Азар поговорил с представителями четырех движений из списка: «Свободной Ингрии», «Новой Тывы», Независимого правительства Татарстана (в изгнании) и Совета объединенной Черкесии — и узнал, каким они видят будущее своих регионов без России и какими средствами его приближают.

Татарстан. «Маховик движется в правильном направлении»

Среди всех новоявленных экстремистских организаций самое солидное впечатление производит Независимое правительство Татарстана (в изгнании). И титул внушает уважение, и создано оно было не вчера и даже не после начала войны в Украине, а еще в 2008 году, причем не за рубежом, а в Набережных Челнах. Произошло это на съезде Милли Меджлиса, который позиционирует себя как представительный орган татарского народа (что российскими властями, конечно, не признается). 

— После этого, кстати, были репрессии! За организацию сессии и саму идею независимости Татарстана люди получили условные сроки, — говорит вице-премьер «правительства в изгнании» Аида Абдрахманова. — Коллаборационистские власти (главу Республики Татарстан и других чиновников она называет только так. — Прим. авт.) отнеслись к произошедшему достаточно серьезно, ведь там собрались люди, которые имеют большой вес в тюркском мире. Спикер Госсовета сказал: «Если вы создаете правительство, то кто тогда мы?»

Image Credit

Courtesy of Aida Abrakhmanova

Премьером Независимого Татарстана с 2009 года был проживавший в США доктор химических наук Вил Мирзаянов (больше известен как один из разработчиков «Новичка»). В 2023 году он в силу почтенного возраста (ему 88 лет) сложил свои полномочия, и новым премьером на онлайн-заседании кабинета выбрали Рафиса Кашапова. 

Абдрахманова называет его первым человеком в России, который «отсидел реальный срок за поддержку Украины». Кашапов действительно получил в 2015 году три года колонии за публикацию во «Вконтакте» статей с названиями «Крым и Украина будут свободны от оккупантов!», «Вчера Гитлер и Данциг, сегодня Путин и Донецк!», «Где Россия, там слезы и смерть» и тому подобными. После выхода на свободу Кашапов уехал из России и получил политическое убежище в Великобритании. 

До начала войны за происходящими с Независимым правительством Татарстана событиями (если они были) следили в основном специалисты. Аида Абдрахманова признает, что раньше «геополитическая ситуация в мире не сопутствовала тому, чтобы вести широкомасштабную деятельность». «Россия была сильная, Путин был силен», — поясняет Абдрахманова, которая сейчас живет в Швеции и помимо Правительства Татарстана в изгнании входит в еще одну признанную Минюстом экстремистской организацию — Лигу свободных наций. 

Даже отмену в 2018 году в России обязательного изучения в школе родных языков (в том числе татарского) не удалось сделать громким событием. Абдрахманова утверждает, что в Татарстане прошли тогда массовые демонстрации (в реальности в Казани на улицы выходило около 100 человек), а люди писали коллективные обращения главе республики Рустаму Минниханову, чтобы тот исполнял Конституцию Татарстана, а не только федеральные законы. 

— Коллаборационистские власти полностью подчинены Москве и не выполняют своих прямых функций. А ведь в Татарстане хоть и два государственных языка, но татарского языка нет ни в школах, ни в социальной жизни! Татарский язык остался кухонным, домашним языком, маргинальным, деревенским. В России по-другому и не может быть, — комментирует Абдрахманова. 

Вскоре после этого Минниханова лишили статуса «президента»: глава Татарстана был последним главой региона в России, который еще сохранял этот титул. Это тоже не вызвало в народе серьезного возмущения.

Оценить число сторонников Правительства Татарстана в изгнании на родине Аида отказывается: кажется, она в принципе не видит смысла их считать, правительства ведь обычно представляют свои народы целиком. «Я считаю, что все недовольные в Татарстане — это наши сторонники, в том числе жены мобилизованных ребят, да и они сами, — говорит Абдрахманова и резюмирует: — Чем хуже ситуация в Татарстане, тем больше у нас будет сторонников. Главное нам хорошо работать». 

Правительство Татарстана в изгнании настаивает, что Кремль давно (по словам Кашапова, начиная с завоевания Иваном Грозным Казанского ханства) и настойчиво занимается «уничтожением татарского народа и его идентичности». 

— Вы знаете, что за последние 10 лет на татарском языке перестал разговаривать один миллион человек в России, а 600 тысяч больше не называют себя татарами? Я считаю, что это геноцид. Не этноцид, не лингвоцид, а именно геноцид, — говорит Абдрахманова. — Если они сейчас не разговаривают на татарском языке, то их дети тем более не будут. Язык — это основное, что дает идентичность, и мы уже не вернем этих людей. Каждый раз, когда Запад дает России возможность провести демократизацию, это приводит к нашему уменьшению. Если это произойдет еще раз, то мы просто исчезнем.

Судя по всему, вскоре после начала полномасштабной войны в Украине в правительстве Кашапова решили, что Россия наконец ослабла, и начали действовать: усилия сконцентрировали на участии в международных конференциях. «Мы присутствуем на разных форумах, общаемся с западными политиками, и это дает свои результаты, поверьте. Большое достижение — это резолюция ПАСЕ, в которой Россия названа колониальной страной. Такие слова раньше никогда не звучали в Европе», — говорит Абдрахманова. 

Мое предположение, что Запад после окончания войны потеряет интерес к независимости Татарстана в частности и деколонизации России в целом, Аида пропускает мимо ушей, а на замечание о том, что западные страны сами не спешат дать независимость Каталонии, Корсике или Шотландии, говорит: «Это не наше дело».

— У нас есть прямое лобби — Украина, а именно специальная временная комиссия Верховной рады по работе с угнетенным народами, — говорит Абдрахманова и рассказывает про закон США о порабощенных народах 1959 года. — Если такой же будет принят в Украине, то помощь порабощенным народам не должна будет остановиться, даже если закончится война.

Пока процесс, похоже, забуксовал. Во всяком случае, и закон о признании независимости Татарстана, внесенный в Раду, пока принят не был (но все равно очень взволновал депутатов Госдумы от Татарстана). «Примут, — заверила меня Абдрахманова. — Мы еще готовим пакет документов, все же не делается в один день. 30 лет Украина сама была не совсем самостоятельной страной, находилась под прессингом со стороны Москвы. Поэтому все не быстро, но маховик раскручен, и он движется в правильном для нас направлении».

Абдрахманова уверена, что «вся политическая основа, чтобы получить независимость», у Татарстана уже есть, потому что еще в 1992 году состоялся референдум о независимости, на котором присутствовали послы и представители Хельсинкской комиссии, зафиксировавшие результат референдума и признавшие его легитимным. «Это очень сильный козырь», — уверяет меня она. 

О более практических вопросах прихода к власти в Татарстане и освобождения его от коллаборационистов Абдрахманова говорит менее охотно. 

— Мы не думаем об этом. Если даже варианты и есть, то это немножко секретная информация, — отвечает она. — На данный момент победа Украины — это главное, что может стать основой для получения независимости Татарстана.

Да и скорого падения режима в России Абдрахманова не ожидает: «Я не думаю, что это будет в ближайшее время, должно пройти еще очень много времени».

— А силовые варианты вы рассматриваете? — напрямую спрашиваю Абдрахманову, памятуя о планах ее башкирского коллеги Руслана Габбасова создать в составе ВСУ национальный батальон и освободить свою родину силой.

— У нас за силовой блок отвечает премьер-министр, а я к этому отношения не имею. Но мы не сепаратисты, не экстремисты и не террористы. Политически должно быть принято, что Татарстан — это оккупированная территория, которая имеет право на независимость, — отвечает она. 

Не секрет, что далеко не все жители Татарстана — татары (они составляют, по данным за 2021 год, 53,6% населения). Почти 40% жителей Татарстана — русские, многие из которых не владеют татарским языком и едва ли обрадуются отделению республики от России.

В независимом Татарстане, настаивает Абдрахманова, государственный язык будет один — татарский, но никого притеснять по языковому принципу не будут.

— Это политический вопрос, но на деле, конечно же, мы разумные люди. Мы понимаем, что на то, чтобы полностью перейти на татарский язык, может уйти лет 20—30, — признает она. В этот период в республике будет использоваться русский язык, обещает вице-премьер, хотя языком общения с соседними независимыми республиками, по ее мнению, мог бы быть и английский. 

— В Эстонии, Латвии, Литве почему-то язык межгосударственного общения английский. Мы тоже можем к этому прийти. Не надо оставлять совок, как сделали Казахстан, Кыргызстан и Таджикистан. Все будет зависеть от тех, кто будет жить в Татарстане, и мы бы хотели, чтобы языком был английский! Почему нет? Почему должен быть русский? — закидывает меня вопросами Абдрахманова.

На самом деле в странах Балтии русский язык, конечно, до сих пор используется для общения между латышами, литовцами и эстонцами, которые не знают английского. С другой стороны, в той же Латвии недавно запретили вести учебный процесс на русском языке в любых учебных заведениях, даже в частных детских садах. В независимом Татарстане, заверила меня Абдрахманова, такого не будет: «Возможность иметь частные школы на русском языке останется, если у кого-то будет такое желание. У нас нет ненависти к русским, ведь мы живем с ними совместно уже много лет. Русские люди в Татарстане сильно отличаются от тех, которые живут в чисто русских регионах. Есть русские, которые выучили татарский язык, у них нет шовинистической болезни, что это второсортный язык. Мы празднуем праздники друг друга, во многом и менталитет у нас схожий».

С кем Правительство Татарстана в изгнании точно не желает иметь дела, так это с московской либеральной оппозицией, выехавшей после широкомасштабного вторжения за рубеж. Те, по словам Абдрахмановой, хотят построить новую Россию в тех же границах, но без диктатуры, а Запад им потакает.

— Смена режима не изменит нашего положения! Это как в тюрьме: поменять начальника — еще не значит, что поменяется сама тюремная система, — говорит Абдрахманова, которая готова обсуждать с московскими либералами только будущую границу между Татарией и Московией.

Не хочет Абдрахманова слышать и о создании новой полноценной федерации: «Зачем Татарстану нужно отдавать налоги в Москву и потом получать гроши с барского плеча? Татарстан — самодостаточная республика». 

Ингрия. «Германии повезло, что она была оккупирована»

Петербургский журналист Максим Кузахметов впервые почувствовал себя ингрийцем еще в детстве — бабушка любила говорить, что не понимает, что такое Ленинградский институт живописи, скульптуры и архитектуры имени Репина, если это всегда была и должна быть Академия художеств. «Это было вокруг в массе разговоров, событий, песен. Все то, что позднее московские знакомые характеризовали как комплекс уязвленного ленинградского самолюбия», — вспоминает Кузахметов. 

Image Credit

courtesy of Maxim Kuzakhmetov

Топоним «Ингрия» тогда встречался редко, но после краха Советского Союза, по словам Кузахметова, он зазвучал в полемике о возможном отделении Северной столицы. Новое государство кто-то предлагал назвать Невским краем, кто-то — Республикой Санкт-Петербург, а Кузахметов настаивал на Ингрии или Ингерманландии. 

Ингрия (на территории этой исторической территории сейчас находятся Санкт-Петербург и часть Ленинградской области) впервые была упомянута в письменных источниках конца XII века, шведы называли эти земли Ингерманландией, а Петр Первый вскоре после завоевания переименовал ее в Санкт-Петербургскую губернию, хотя князь Меншиков успел несколько лет побыть губернатором губернии Ингерманландской, напоминает Кузахметов. 

Нелюбовь журналиста к Москве заметна и сейчас. «Хочется самим решать свою судьбу, а не каждый раз спрашивать у старшего брата», — говорит он и напоминает, что у Петербурга раньше был столичный статус, поэтому нынешняя ситуация воспринимается частью петербуржцев так, будто что-то у города украли. 

До войны, рассказывает Кузахметов, активисты, выступавшие за свободную Ингрию, часто ходили по улицам с ее флагами: желтый фон, посередине большой синий крест с красной окантовкой. «Еще недавно выходили на любую разрешенную акцию, но желательно с Петербургом связанную. Например, на митинге против Моста Кадырова была группа людей с ингерманландским флагом». 

Кузахметов нашел тогда и более оригинальный фронт борьбы за независимость: назвал «Ингрией» свою команду в «Что? Где? Когда?». Тем не менее российские власти до поры до времени представителей движения «За свободную Ингрию» не замечали.

Все изменилось после начала полномасштабного вторжения России в Украину. Представители движения переехали в Европу (Максим Кузахметов — в Ригу) и развернули бурную деятельность. Кузахметов стал развивать YouTube-канал «Ингрия без границ» (сейчас на него подписаны две тысячи человек) и посещать всевозможные собрания оппозиционеров в изгнании. Его коллега Павел Мезерин стал участником Съезда народных депутатов Ильи Пономарева, а потом попытался создать в рядах ВСУ компактный ингрийский взвод, но успеха не добился.

Кузахметов не только выступает за скорейший распад России, о чем говорит в многочисленных интервью, но и готов приветствовать оккупацию России внешними силами. Не всей страны: достаточно, по его словам, разместить рядом с Москвой, Петербургом и другими крупными городами военные базы НАТО с контингентами по 10 тысяч человек. 

— Германии повезло, что после Второй мировой войны союзники не поверили в обещания демократии, а решили все контролировать сами. Я не верю в то, что в России вдруг само по себе озарение произойдет даже в случае распада. В конце концов, Российская империя распалась на множество частей, но большевики все заново собрали, — рассуждает Максим.

— Вы же понимаете, что оккупация будет болезненной?

— Будет, наверное. Но даже на самых свободных выборах выйдет какой-нибудь вчерашний фронтовик, мобилизованный, который сидел в окопах. Может быть, сначала посидит в каком-нибудь избирательном бане, а может, это будет его сын, но реваншисты придут к власти обязательно, — уверяет представитель «Свободной Ингрии». 

Кузахметов не боится даже гражданской войны на своей родине: «Я сейчас больше переживаю, чтобы украинцев не убивали. Если в России будет полыхать гражданская война, Украину бомбить не будут. Это цинично звучит, но пусть вагнеровцы и прочие мародеры лучше друг друга убивают, чем украинцев».

Кузахметов уверен, что у независимого Санкт-Петербурга «всё будет хорошо» благодаря фактору мегаполиса, который производит интеллектуальный продукт, выходу к морю, соседству с передовыми государствами Европы и статусу транзитного хаба. 

— А как же остальные? — удивляюсь я.

— Под предлогом таких аргументов и может возродиться империя. У всех все будет хорошо, потому что есть же Австрия и Швейцария, которые не имеют выхода к морю, но живут очень хорошо, — отвечает Кузахметов. Он считает, что худо-бедно присутствующий в России капитализм позволяет всем будущим частям России «гораздо более оптимистично смотреть в будущее, чтобы в нем очень быстро обеспечить себе если не европейское процветание, то устойчивое развитие». 

Ингрия же, по плану Кузахметова, даже будет приглашать к себе русскоязычных из других обломков империи. «Если после распада появятся люди, которых националисты начнут притеснять, то почему бы их не принять в Ингрию. Если, конечно, они подпишут согласие признавать приоритет демократических свобод и осуждать вторжение в другие государства», — рассуждает Максим. 

Как настоящий противник империй и сторонник распада России, Кузахметов согласен отдать Финляндии принадлежавший ей до Зимней войны карельский перешеек с городом Выборг. «Если это будет сопровождаться компенсациями, то я не против, но сомневаюсь, чтобы финнам это было нужно», — говорит он. 

Что думают жители Петербурга о независимости, Кузахметов не знает, но напоминает про референдум 1993 года о повышении статуса Петербурга до уровня автономной республики в составе РФ, когда 75% горожан ответили «да». 

У Кузахметова к оставшимся в России соотечественникам немало претензий. В интервью «Новой газете Балтия» в декабре 2022 года он сказал: «Не представляю, как вменяемый человек может оставаться в России». Спустя полтора года он развивает мысль: «Россия — страна-агрессор, поэтому делать вид, что ничего не происходит, снимать с себя ответственность за происходящее — это пусть и косвенное, но соучастие в преступлении Путина». Хотя оговаривается, что речь все-таки стоит вести в первую очередь о «благополучных гражданах, которым ничто не мешает уехать».

Черкесия. «Мы всегда будем чужими»

В «списке 55» есть сразу четыре черкесские организации.

— Мы вообще такой народ, что есть даже шутка: там, где три черкеса собираются, уже образовывается организация! — говорит официальный представитель Совета объединенной Черкесии в США и один из руководителей «Черкесского конгресса» Касе Кик. Мало того, сейчас в США он регистрирует еще одну организацию — «Черкесский центр».

Image Credit

Courtesy of Kase Kik

В Турции, где, по оценкам самих черкесов, их проживает около 7—8 миллионов человек, есть около 250 организаций, в основном культурных, говорит Кик. По его словам, среди них есть три-четыре федерации, которые объединяют организации с разными политической повесткой и взглядами на будущее. Самую большую — Кавфед — захватила, по утверждению Кика, пророссийская группа, но есть еще Черкесфед, объединяющий порядка 20 черкесских организаций из Турции. 

Кик, описывая борьбу черкесов и их организаций за возвращение на свою родину (Кавказ), начинает отсчет от создания Черкесского конгресса в середине 2000-х годов (в 2008 году Кик был избран председателем его отделения в городе Черкесске). 

— Мы народ, который подвергся тотальному геноциду [во время Кавказской войны 1763—1864 годов]. В ходе катастрофы, которая нас постигла, 90% черкесов были уничтожены или выселены в Османскую империю, а наши земли заселялись людьми из глубинки России. Мы боремся за признание той несправедливости, которая произошла с нами, а также за права черкесского народа на репатриацию на свою родину, — говорит Кик. 

Кажется, не так много людей в России вообще в курсе черкесского геноцида: Россия его не признает, его почти не обсуждают в прессе. В журнале «Власть» в 2011 году выходило интервью президента Федеральной национально-культурной автономии адыгов (самоназвание черкесов) России Александра Охтова, который приводил такие цифры: до 400 тысяч черкесов были убиты и до 497 тысяч изгнаны, и только 80 тысяч черкесов (10% населения) смогли остаться на исторической родине. 

В течение 30 лет после падения СССР, по словам Кика, у черкесов были «иллюзии», что вопрос можно решить работой с официальными российским властями. Этому способствовал первый президент России Борис Ельцин, который разрешил жителям черкесского села в Косове в 1998 году вернуться на родину. При Путине, впрочем, «отношение государства к репатриации черкесов стало резко отрицательным».  

— Многие черкесы приезжали в Россию, но большинство из них были различными путями выдворены и вытолканы со своей родины обратно. Долгие годы черкесы не могли получить вид на жительство, не говоря уже о паспорте, — говорит Кик. 

Он приводит два примера. Первый: в начале гражданской войны в Сирии порядка 150 тысяч черкесов массово пожелали вернуться на родину, в Совете Федерации даже была сформирована по этому вопросу комиссия, но вернуться смогли меньше 2000 черкесов, многим из которых пришлось потом под давлением уехать.  

Второй: после землетрясения 2023 года в Восточной Анатолии жители 28 разрушенных черкесских сел пожелали вернуться в Россию. «Они написали обращение к Госдуме, что если уж все равно нужно начинать жизнь с чистого листа, то хотелось бы делать это на родине. Никакого ответа и никакой помощи в этом вопросе со стороны России не было». 

После начала полномасштабной войны в Украине пошел обратный процесс: многим черкесским активистам пришлось выехать за границу. Кик, который родился и вырос в Черкесске, а последние десять лет жил в Москве, выступил против войны. «Когда я прилетел в июне 2022 года в Черкесск и пошел с другом в ресторан, меня там задержали (якобы за то, что заказал украинскую песню. — Прим. авт.). Я сидел 7 дней в тюрьме, прошел через пытки. До сих пор не понимаю, каким образом выскользнул из их лап», — рассказывает Кик. 

После того как он вышел из спецприемника, друзья посадили его в машину, довезли до Минска, откуда он вылетел в Турцию, «не дожидаясь следующего ареста». Уже после признания черкесских организаций экстремистскими силовики, по словам Кика, пришли с обыском к его родителям, устроив им «психологическую пытку».

Тем временем черкесы 5 августа 2023 года провели в Стамбуле международную конференцию, на которой подняли вопрос о восстановлении государственности Черкесии и репатриации черкесского населения на родину. 

Кик признает, что черкесы находятся в самом начале большого пути и пока отстают от татар. В 2000-х Черкесский конгресс занимался вопросом признания геноцида своего народа, но добился этого лишь от Грузии (в 2011 году при Михаиле Саакашвили). 

Сейчас Кик, как и члены Правительства независимого Татарстана в изгнании, «очень тесно работает над признанием черкесского геноцида с украинской стороной»: соответствующий законопроект был внесен в Верховную раду в июне 2024 года. От ответа на вопрос о том, будет ли Украина взаимодействовать с черкесами и после окончания войны, Кик уходит.  

— Если цель — воссоздание государства Черкесия, то как вы себе это представляете? — спрашиваю его.

— Безусловно, у нас нет задачи вооруженного сопротивления России: это самоубийственно. Но у нас есть другие инструменты: апеллирование к международному сообществу, работа с ним, привлечение внимания. Признанием геноцида наш вопрос не решится, но признание каждой страны — дополнительный юридический инструмент для борьбы нашего народа за восстановление своих прав, — уверяет Кик.

После моих настойчивых просьб обрисовать хоть какой-то практический сценарий он приводит в пример Косово. 

— Нынешний режим в России на такое не пойдет никогда, — возражаю я.

— Мы четко понимаем, что Россия, которая сейчас существует, необратимо придет к новому 1917 или 1991 году. Путин не вечный. Мы убеждены, что через год, через два, может быть, через 10 лет центробежные силы разорвут Россию и демонтаж для нее неизбежен. Если нам в руки будет падать свобода и возможность восстановления государственности Черкесии, то мы должны быть готовы воспользоваться этим историческим моментом и провозгласить свое государство, — отвечает Кик.

Кажется, что Путин не единственная преграда на пути воссоздания Черкесии. К началу Кавказской войны черкесы жили на обширной территории и сейчас претендуют в том числе на Кубань. «Весь Краснодарский край — это естественная территория обитания черкесов, мы считаем ее Западной Черкесией, своей родиной», — говорит Кик. 

По его оценкам, когда появится возможность, на Кавказ захотят вернуться порядка 2—3 миллионов черкесов. При этом Кик исключает возможность конфликтов при появлении нового государства. «У нас нет проекта мононационального государства! Со всеми народами, которые сегодня уже проживают на этой территории, мы готовы сесть за стол переговоров, чтобы все себя чувствовали абсолютно естественно и комфортно в будущей Черкесии, где будут защищены все их права, в том числе имущественные, языковые и культурные», — говорит черкесский активист.

Северный Кавказ — густо населенная многочисленными народами территория, где часто возникают этнические конфликты. Кик утверждает, что у черкесов «ни с одним кавказским народом никогда не было этнических конфликтов». Правда, сам же вспоминает, что в 90-х было противостояние с карачаевцами, но якобы только «из-за плодов советской политики «разделяй и властвуй», когда народы переселяли с одной территории на другую». 

Тем не менее ссоры между лидерами гипотетических кавказских государств происходят уже сейчас. Так, черкесы уже повздорили с лидером непризнанной Республики Ичкерия Ахмедом Закаевым, который на конференции в Киеве добился подписания ее участниками заявления о будущем воссоздании Горской Республики. В СМИ писали, что Ибрагима Яганова за это вывели из состава Совета объединенной Черкесии, но Кик коллегу оправдывает, утверждая, что тот поставил подпись под резолюцией по ошибке. 

Разногласия с Закаевым Кик при этом признает: «Внутри черкесского народа очень непопулярна идея реанимации Горской Республики, которая была сто лет назад. Мы за сотрудничество, но видим Черкесию светской страной, проамериканской, проевропейской, с нормальными законами, а не теократическим государством».

— Думаете, в случае распада России чеченцы не захотят навязать свое мнение соседям силой?

— Думаю, что нет. У нас есть диалог с чеченскими организациями и нет разногласий в этом вопросе. Если они хотят халифат, то, пожалуйста, они могут образовать его на своей территории.

Мой очередной вопрос Кик прерывает просьбой задать встречный вопрос (как оказалось, риторический): 

— Мы все понимаем, власть, засевшая в Кремле, да и в принципе Россия стратегически нас считают врагами, но у нас другой родины, кроме Кавказа, нет. Где бы мы ни были, мы всегда будем чужими. Мы рассеяны по всему миру, глобализация бьет по нашей идентичности. Мы постепенно растворяемся. Как нам, черкесам, быть? Должен ли мой народ в конечном итоге обрести свою родину?

Тыва. «Это убивает нашу идентичность»

Не так уж много региональных парламентариев в России высказались против войны. Бывший депутат Верховного хурала Тывы Эрес Кара-Сал сделал это еще 27 февраля 2022 года, когда написал в своем Facebook: «Ничто не оправдает смерть людей, особенно смерть детей, женщин и стариков. Требую остановить братоубийственное кровопролитие». 

Image Credit

Courtesy of Eres Kara-Sal

Причем Кара-Сал был не каким-нибудь там «яблочником», а депутатом от системной парламентской партии ЛДПР. Правда, сам он настаивает, что просто использовал ее, чтобы «иметь возможность влиять на жизнь региона» (но в ответ ему, например, приходилось публично поддерживать главу Тывы и голосовать за его кабинет министров). 

Посмеиваясь, Кара-Сал рассказывает, что избирательная кампания в Верховный хурал в 2019 году была «достаточно жаркая»: в автобус с его наблюдателями стреляли «люди с праворадикальными взглядами», машину с охранниками подожгли возле избирательного штаба, который тоже пытались подпалить, в окна его активистов в районах кидали по ночам камни. 

О том, что в Тыве Кара-Сал был заметной фигурой, можно судить по статье местной оппозиционной газеты «Риск» о тувинских кандидатах на мандат депутата Госдумы в 2021 году, которая называлась так: «Эрес Кара-Сал и семь гномов». «Он один [среди кандидатов] не замечен в заигрывании с «Единой Россией», — писал автор. 

— Я по жизни активистом был, и это сыграло, может быть, роль в том, что я [антивоенное] заявление сделал. Потому что эти вещи (вторжение в Украину. — Прим. авт.) не подходили под лично мои ценности, — говорит мне Кара-Сал.

Кара-Сал не считает себя сепаратистом и тему отделения Тывы от России явно предпочитает обходить стороной. «У организаций в списке разная повестка, многие просто выступают за права коренных малочисленных народов. Даже внутри нашей организации есть разные взгляды. Я не считаю, что мы экстремисты или какие-то террористы, мы просто пытаемся защищать права своих земляков», — объясняет он. 

Действительно, «Новая Тыва» в отличие от многих других, более опытных, организаций, пополнивших в июле «экстремистский список» Минюста, возникла в первую очередь как антивоенное движение. «Всплеск числа сторонников случился после объявления мобилизации» в сентябре 2022 года, говорит Кара-Сал. 

— В первое время мы помогали людям разрывать контракты, не участвовать в войне законными способами, до ужесточения законодательства вывозили из зоны боевых действий (в сентябре в движении говорили, что помогли вернуться домой примерно 200 тувинцам. — Прим. авт.). Потом помогали людям избежать мобилизации, отправляли за рубеж антивоенных активистов, которые подвергались преследованиям, — говорит бывший депутат Верховного хурала Тывы. По его словам, «Новая Тыва» также организовала в Кызыле антивоенный митинг, который «разогнали через 5—10 минут», а потом оказывала помощь задержанным на нем. 

Движение активно работает в интернете: в своих соцсетях активисты «освещают неудобные вопросы, которые не озвучивались местными СМИ, например про количество погибших». На вопрос о числе сторонников «Новой Тывы» на родине Кара-Сал не отвечает — опасается за их безопасность. Зато рассказывает, что на телеграм-канал движения подписаны 1700 человек, а на Instagram — 12,5 тысяч. 

По мнению Кара-Сала, это показывает, что в Тыве очень много людей, которые не поддерживают войну, хотя признает, что большинство, скорее всего, «ушло во внутреннюю эмиграцию». 

— Мы часто слышим от своих знакомых, родственников, что на кухнях люди говорят, что это дело неправильное, и хоть прямо войну не осуждают, но и не поддерживают ее, — говорит бывший депутат. 

Основной причиной снижения поддержки войны в Тыве Кара-Сал считает «действия украинской армии». На мой удивленный вопрос отвечает, что имеет в виду приходящие в республику гробы (по числу погибших на войне в Украине Тыва занимает место в середине таблицы, но это один из самых малочисленных регионов страны) и возвращающихся с фронта покалеченных людей. Не нравится тувинцам и происходящее в российской армии. 

— Все эти беспорядки и зверства до людей доходят, как бы пропаганда ни героизировала эту войну. Люди видят и слышат, что происходит, и это тоже снижает поддержку, — говорит Кара-Сал.

По словам экс-депутата, те, кто все-таки идет на войну, воспринимают ее как «чистое зарабатывание денег». «Тувинцы, хотевшие служить, уже были законтрактованы через 55-ю бригаду, а остальные заключают контракты не из Тывы, а из регионов, где платят больше», — считает Кара-Сал. 

Решение Минюста признать сразу столько региональных организаций экстремистскими Кара-Сал объясняет тем, что в резолюцию Парламентской ассамблеи Совета Европы попала формулировка о деколонизации. В телеграм-канале «Новой Тывы» частенько говорят о ней — это вообще любимая тема молодых активистов из азиатской части России. Кара-Салу, как человеку из другого поколения, кажется, рассуждать о ней сложнее. 

На вопрос о том, что он понимает под деколонизацией, Кара-Сал отвечает так: «Федерализация в России на сегодняшний день себя не оправдала. Москва относится ко всем регионам, в том числе и русским регионам, как к колониям. Очевидно, что Путин хочет какую-то империю создать и война против Украины является империалистической. Власти России пытаются разжечь в людях пламя имперскости и ненависть к «врагам». Соответственно, противовес империи — это деколонизация, которую мы и должны провести». 

— А что это конкретно значит? Отделиться от России? 

— Мы же не выступаем за то, чтобы именно отделиться и все на свете. Я лично хочу, чтобы у людей был выбор: хотят они жить отдельно или, допустим, в составе какого-то государства или конфедерации. На мой взгляд, то, как действует Евросоюз, — это вообще идеально. Кто-то считает, что и модель США хорошая, а кто-то говорит, что должны быть отдельные государства [на территории России], — говорит Кара-Сал. — Но это не получится, потому что многие регионы экономически сильно связаны. 

Правда, именно Тыве, считает экс-депутат, покинуть Россию было бы проще, потому что к Советскому Союзу она присоединилась позже остальных (в 1944 году). «Изначально будет трудно, потому что Тыва изолирована (до Кызыла не идет железная дорога, самолеты туда летают редко. — Прим. авт.) и ей понадобится открыться, в том числе и географически, построить дороги. Это осуществимо и могло бы стать национальной идеей для Тывы», — говорит Кара-Сал. Он напоминает, что в уставе ООН записано право на самоопределение народов как «право решать свою судьбу, то, как люди хотят жить». 

Экс-депутат разделяет недовольство своих молодых коллег по движению присущим России расизмом. В конце июля в телеграм-канале «Новой Тывы» публиковали ссылку на фильм «Расистская Федерация» и вообще часто затрагивают эту тему. 

— Есть ксенофобия, потому что легче, конечно же, людям свои беды переложить на чужих. Я тоже столкнулся с этим, проблема есть, — говорит Кара-Сал. — Я не имею в виду даже бытовой шовинизм, а то, что на государственном уровне в Конституции прописали, что русские — государствообразующий народ, а остальные как бы второстепенные, и сделали необязательным изучение родного языка. Это убивает нашу идентичность, а мы бы хотели ее сохранить.

Мне лично приходилось держать ответ перед тувинской активисткой за свою статью о республике, в которой я цитировал некомплиментарные речи местных русских о тувинцах. Есть, впрочем, и объективные данные о неблагополучности региона: в 2020 году в Тыве на 100 тысяч человек приходилось 29,2 убийства (в среднем по стране 4,7), здесь самое высокое в стране число бедных — 34,1%. 

Кара-Сал уверен, что Тыву после распада Советского Союза в СМИ «стигматизируют». «Понимаете, когда про тебя начинают говорить, что ты плохой, в конце концов становишься плохим. Я понимаю, что из-за экономической, скажем так, отсталости употребление алкоголя в Тыве высокое, но многие регионы опережают нас по количеству выпитого на душу населения. Это тоже немножко стигматизация», — говорит Кара-Сал. 

Сейчас бывший депутат Верховного хурала Тывы живет в США, «адаптируется», пытается заниматься предпринимательством. «Пока нормально вроде, здесь все-таки страна эмигрантская, поэтому все законодательство идет тебе навстречу. Грузоперевозками занимаюсь, а потом, возможно, и другие бизнесы будут», — говорит он.

— Когда и как что-то изменится в России? Как появится новая Тыва? — спрашиваю я.

— Люди на референдуме решили сохранить Советский Союз, а потом случился путч, и Советский Союз распался. Я считаю, что есть метки, указывающие на то, что процесс распада идет и есть вероятность того, что нынешняя Россия не сохранится, — говорит экс-депутат.  

Кара-Сал в отличие от Кузахметова не считает, что нужна внешняя оккупация России, потому что все необходимое для того, чтобы Россия развалилась, Путин делает сам.

— Наоборот получается, что мы защитники России в какой-то мере! Мы же призываем к разумности, — смеется Кара-Сал. — Пытаемся людям показать, что есть разные взгляды, верим и надеемся, что то, что мы делаем, поможет следующим поколениям быть более критичными и выбрать другие ценности. Получается, это они экстремисты, а не мы.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.