Мечтать и не бояться

В марте 2015 года, через несколько недель после убийства Бориса Немцова, я пригласила в свою съемную московскую квартиру Ольгу Шорину, многолетнего советника отца и на тот момент исполнительного директора партии «ПАРНАС». Угостив ее фаршированными перцами, я задала всего один вопрос: «Чем я могу тебе помочь?» Оля была удивлена и сразу подумала, что мой отец задал бы точно такой же вопрос. В тот вечер мы абстрактно обсудили идею создания фонда, потому что не было ни понимания, где его регистрировать, ни чем он должен заниматься. 

Мемориальные фонды — не оригинальная идея, она одновременно пришла в голову сразу нескольким соратникам моего отца, но, как мне казалось, они хотели отвести мне символическую роль, а фонд превратить в механизм финансирования своих политических инициатив. В эти же весенние месяцы я встретилась в Цюрихе с Михаилом Ходорковским. Он пытался меня убедить баллотироваться в Госдуму в 2016 году, но я отвергла это предложение, потому что на тот момент это было бы лишь эксплуатацией известной фамилии без собственных достижений.

Все эти переговоры меня разочаровали и циничным подходом (хотя в политике это нормальная практика, но тогда я еще не оправилась от удара от потери отца и мне было тяжело рассуждать в таком ключе), и отсутствием у кого-либо долгосрочного видения развития организации. К этому примешивалась и личная обида: никто из российских визави не верил в меня. Один человек мне открыто сказал, что я и вовсе могу испортить бренд Немцова (хотя человек этот и помогал фонду с первых дней его существования).

Помню, как в 2017-м, когда Фонд Немцова уже работал два года, я встретилась с одним состоятельным человеком, который финансировал разные гражданские инициативы, и попросила его поддержать нашу организацию: тогда она стояла на грани банкротства. Мы долго беседовали. И он мне отказал. После встречи я отправила ему эмоциональное сообщение: «Меня страшно задели слова о том, кто приоритет, а кто нет. Для меня есть один приоритет — мой отец и все, что с ним связано. Я ни на что особо не рассчитывала и не рассчитываю». 

Фонд Немцова был официально зарегистрирован в Германии в ноябре 2015 года, я стала его единственным учредителем, а Ольга Шорина — исполнительным директором. Наша организация не появилась бы без присуждения мне премии «Солидарность». Денежную часть этой премии — 235 тысяч евро — я отправила в фонд. Эта сумма и стала нашим первоначальным капиталом. Оля по неведомой мне причине поверила и в меня, и в успех нашего предприятия. Мы с самого начала приняли решение: сохранить независимость важнее всего, не стоит разменивать ее ни на что, даже на обещания большого финансирования. 

У меня был забавный разговор с Владимиром Гусинским, который после открытия площади Немцова в Вашингтоне в 2018 году позвал меня на встречу и предложил поддержку в обмен на контроль. Я отказалась, и он тогда сказал: «Так у тебя и будет вечно маленькая синагога». Я ответила, что лучше пусть будет маленькая «синагога», но моя, чем большая, но которая делает то, с чем я не согласна. В общественной деятельности репутация и идеи важнее ресурсов. Мы с Олей это поняли на собственном опыте. 

Фонд Немцова был бы невозможен без нашего многолетнего партнерства с Олей, которое основано на доверии, бесконечном уважении и дополнении друг друга. Оля обладает политическим чутьем и фантастическим видением: и то и другое рождает смелые и неочевидные идеи. Я хороша в реализации наших проектов, переговорах и публичных выступлениях. На праздновании своего 40-летнего юбилея я назвала Олю человеком, который оказал на меня решающее влияние в последнем десятилетии. Ее периодическая критика не обижает, а стимулирует к совершенствованию и росту. 

Еще одним определяющим событием в моей карьере лидера общественной организации стало участие в трехнедельной летней школе Стэнфордского университета в 2017 году. Я не могу объяснить магию Стэнфорда рационально, но за столь короткое время я ощутила интеллектуальное перерождение и почувствовала прилив энергии. В Пало-Альто есть особенный дух. Ты начинаешь считать, что нет ничего невозможного и надо все пробовать. Лекции известного американского политолога Фрэнсиса Фукуямы перевернули мой взгляд на менеджмент. Одну из них — «Stakeholders Analysis» — я постоянно привожу в пример до сих пор. Если совсем коротко, то главная мысль в том, что для реализации любого проекта, будь то магистратура или реформа образования, вам нужна коалиция, в которую должны входить в том числе люди и организации, которые не на сто процентов с вами во всем согласны, но готовы поддержать вас на 30 процентов. Вроде бы незатейливое правило, но как сложно бывает строить коалиции на практике, когда эмоции зашкаливают из-за споров и хочется все бросить. У меня они тоже зашкаливают, меня мои друзья называют резким человеком, но я научилась брать себя в руки в ответственный момент, всегда повторяя про себя: «Это научный подход, надо потерпеть».

Фонд Немцова в 2015 году — эксперимент двух смелых и уверенных в себе женщин. Фонд Немцова в 2024 году — это одна из ведущих европейских организаций, созданная россиянами и не провалившая ни одного проекта. До полномасштабной войны с Украиной даже российские политические журналисты задавали мне вопрос: а зачем нужен Фонд Немцова? Теперь такой вопрос стал экзотикой — в первую очередь из-за массовой эмиграции россиян за рубеж. 

Наш главный фокус — образование, свобода слова и защита прав человека. Это то, во что верил мой отец. Он считал, что человеческий капитал — самый ценный ресурс в XXI веке, и Фонд сохраняет и активно продвигает политическое наследие Бориса Немцова. Я горжусь всеми нашими проектами, но особенно теми, на которые мы потратили больше всего сил и в ходе реализации которых столкнулись с серьезными препятствиями. 

Это магистратура «Российские исследования — образовательная программа Бориса Немцова», которая в 2023 году получила аккредитацию Карлова университета, крупнейшего вуза Чехии. От идеи до аккредитации прошло больше двух лет. За это время началась война с Украиной — и оправданный всплеск недоверия (если не сказать более резких слов) к россиянам, выразившийся в ужесточении визовой политики и нежелании сотрудничества с гражданами России. Тем не менее философский факультет Карлова университета не заморозил процесс сертификации программы, а мой главный партнер, чешский историк-русист Марек Пригода, не проявил ни тени колебания в намерении довести дело до конца, даже несмотря на критические публикации в чешских медиа и отсутствие у меня формального академического бэкграунда для администрирования таких программ.

В магистратуре преподают российские ученые, чешские, американские и израильские профессора. Наши курсы пользуются популярностью и среди студентов других программ, особенно те из них, которые преподаются на английском. Магистратура — это возможность для студентов участвовать в европейской программе обмена Erasmus+, то есть учиться один или два семестра в другом университете. 

Мы стали партнером Стэнфордского центра демократии, развития и верховенства права по программе US-Russia Forum, которая предполагает совместную работу наших и американских студентов над исследовательскими проектами и ежегодную конференцию. Первая такая конференция прошла в Праге в конце марта в 2024 году. Аккредитованная магистратура — это проект не на один год, а минимум на десятилетие из-за ее институционального статуса. 

Раньше наш с Олей горизонт планирования был год-два. Теперь же мы думаем и прорабатываем сценарии на пять лет вперед, а в последнем разговоре всплыла цифра 20 лет. Такие горизонты нетипичны для россиян, но так меняется мировосприятие за много лет жизни в Европе. Здесь это принято и даже поощряется. Наши проекты тоже становятся долгосрочными. Например, для нас не стоял вопрос, имеет ли смысл потратить год на исследование сообщества российских бизнесменов за рубежом, чтобы анонсировать создание Venture for Democracy — инвестиционного фонда, который будет вкладываться в инновационные глобальные бизнесы эмигрировавших россиян и белорусов, не связанных с путинско-лукашенковским режимом. Мы будем рассматривать и стартапы граждан других постсоветских стран. Часть доходов от этих инвестиций будет направляться на поддержку гражданского общества России. В венчуре доходы появляются спустя минимум три года, но нас это не смущает. Как не смущают оригинальность идеи и периодические реплики в духе «у вас нет опыта». 

Наша философия — мечтать и не бояться, учиться и находить партнеров. Думаю, это еще одна причина долгой по российским меркам работы Фонда Немцова.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.