Обменяли хулигана

«Обменяли хулигана

На Луиса Корвалана.

Где б найти такую б***ь,

Чтоб на Брежнева сменять?»

Автор этой всем известной частушки Вадим Делоне в том далеком уже 1976-м, как истинный поэт, уловил главное. И главное — это не «Брежнев», и не «б***ь», и даже не Буковский… Главное — это нелепость, несуразица происходящего, сравнение красного с пушистым, тяжелого с горячим. Главное — это тот уникальный валютный курс обмена «хулигана на Корвалана», измеряемый исключительно количеством идеологического абсурда на единицу времени и пространства. Спустя полвека Кремль решился на новый «исторический» обмен, но по старому советскому сценарию-курсу. Делоне, как истинный гений, кинул мост в будущее.

Официально этот дипломатический акт именуется «обмен заключенными» (prisoner exchange or prisoner swap). Случиться он может при условии, что противоборствующие стороны будут согласны на обмен и сумеют договориться о равновесности сделки. Равновесность — самое сложное понятие. Переговорщики по-разному оценивают значение своих пленников, а в каждой стране — своя цена жизни. Израиль, к примеру, в свое время обменял капрала Гилада Шалита на тысячу палестинских террористов. «Один к тысяче» — это ортодоксальный вариант. Большинство стран мира предпочитают все-таки более сопоставимые цифры. В нынешнем российско-американском (и российско-немецком) обмене пропорция «8:16» (или один к двум). В целом — норм. В гротеск же эта история превращается, если изучить иные подробности сделки. 

Что такое обмен заключенными на элементарном уровне?

Несколько граждан одного государства волею судеб оказались в другом государстве. И там в течение определенного времени они нарушили закон; их арестовали, судили и посадили. При этом власти одного государства внезапно выясняют, что на их территории тоже полно преступников из того другого государства, — их тоже надо арестовать, судить и посадить. В результате через определенное время главы этих двух государств обнаруживают тюрьмы, набитые иностранцами, и договариваются между собой обменять своих «уголовников» на чужих. Честно говоря, трудно представимая ситуация в обычное время. А вот если за окном война (холодная или горячая) и обе стороны сталкиваются не только на линии фронта, но и забрасывают своих агентов в тыл врага, а те, выполняя диверсионные задания, ошибаются и попадают в плен… В общем, в реальном мире «обмен заключенными» — это почти всегда обмен пленными. 

Не требуется большого воображения, чтобы представить, как стороны готовились к акту «передачи», как они договаривались. Вот спецслужбы США и России уселись друг напротив друга (заодно стало понятно, кто с кем действительно воюет, точнее, кого Кремль представляет врагом). Вот они открыли свои папочки и пошли по списку:

1. Журналист Гершкович, гражданин США, шпионаж — окей.

2. Бизнесмен Уилан, бывший морпех США, шпионаж — окей.

3. Турист из Германии Рико Кригер, терроризм — окей.

— Кто у нас тут далее… Ага, американская журналистка Курмашева, закон о фейках — оке…

— Нет, позвольте! Курмашева — это же наша, гражданка РФ.

— Ну… тогда Кара-Мурза?

— Да нет, он тоже наш! 

И как-то вдруг в процессе переговоров выяснилось, что… многие «преступники» с обеих сторон на деле — граждане одной страны или с этой страной очень тесно связаны (биографией, языком, родственниками, работой, документами). Так что никаких «чужих» здесь нет. Иными словами, Россия взяла в плен своих же. Иными словами, это никакой не обмен. Просто одно государство торгует своими же гражданами, а другое, по сути, их выкупает. Это во-первых. 

Во-вторых, у «преступников» с одной стороны (по сравнению с другой) абсолютно разные «весовые категории» и, как следствие, удивительный (совсем не рыночный) обменный курс. С одной стороны — хакер, по сути вор; с другой — знаменитый правозащитник организации, отмеченной Нобелевской премией мира. С одной стороны — шпионы под прикрытием, чьи дети даже не знали о своем истинном происхождении; с другой — юная художница, «испортившая» антивоенными надписями пару десятков ценников в магазине. На одной стороне — какой-то чужой испанский журналист, на деле оказавшийся своим агентом-разведчиком, пойманным за шпионаж спецслужбами третьего государства; с другой — свой настоящий журналист, официально работающий на иностранное СМИ, который осмелился прилететь на Родину, чтобы навестить больных родителей. На одной чаше весов — шпион-киллер, убийца; на другой — оппозиционный политик, чье преступление — это его слова и мысли.

Место оппозиционного политика, даже самого неприятного, определяют выборы, а не суд. В подавляющем большинстве «свободных стран» невозможно посадить за решетку художницу, написавшую на ценнике продуктового магазина: «Остановите войну!» Посадить ее может только директор супермаркета — в кресло напротив — и попросить выбрать для своего перформанса другие объекты хозяйственной деятельности. 

Большинство российских «преступников», которых Россия выкинула за пределы страны как врагов и предателей, в реальном свободном мире (даже в таком ущербном, как нынешний) могли оказаться за решеткой лишь при условии совершения ими реального преступления: если бы кто-то из них украл деньги с чужой банковской карточки или пристрелил бы политического противника. Кремль же арестовал, взял в заложники своих законопослушных граждан. И обменял их на настоящих преступников.

И в этом месте нам впору развернуться за столом переговоров и посмотреть в глаза американцам, спросить их, наконец: «В чем суть, американцы? Почему вы спасаете чужих? Почему вы спасаете честных и чужих «наших»? Ну давайте для симметрии мы тоже покопаемся в ваших тюрьмах и отыщем там свою Чанышеву или Фадееву? И обменяем! Как нет таких? Ну тогда… А тогда зашлите к нам хотя бы своих киллеров, готовых укокошить в Москве любого врага американской демократии. Да без разницы каких, ну чтобы для баланса. Ну чтоб все по-честному».

Где-то в углу не может перестать смеяться Вадим Делоне. 

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.