О беженцах больно думать. Слишком сильны отчаяние и стыд от тех шести миллионов трагедий, которые учинила Россия в Украине. Но факт остается фактом: беженцы нынешней войны — не первые и не последние в истории человечества. Тем важнее заметить: они совершенно особенные.

Расселение лагерей

Беженцы всех предыдущих войн были в тех странах, которые их принимали, все же людьми второго сорта, париями, изгоями. И это всему просвещенному человечеству казалось нормальным — чего ж вы хотите, они же беженцы? 

Палестинцы в Ливане жили в многотысячных палаточных лагерях, не имели работы, не отправляли детей в школу, и среди них — бесправных и нищих — Организация освобождения Палестины без проблем рекрутировала себе новых бойцов. Афганцы на территории Пакистана жили в палаточных лагерях не менее многотысячных, и Талибан среди подростков, которые даже не научились читать, легко набирал себе новых фанатиков. Иракским беженцам на границе Турции ящики с гуманитарной помощью просто сбросили с вертолетов на головы, многих поранив. Палаточный лагерь в черногорском Улцине во время югославской войны я видел своими глазами. Да, беженцев кормили фасолью и рисом. Да, лечили от наиболее очевидных болезней вроде аппендицита и вшей. Но даже когда война закончилась и вокруг стала оживать понемногу курортная жизнь, никому и в голову не пришло, что людям негоже годами жить вдесятером в одной палатке, — чего же вы хотите, они же беженцы? 

Даже теперешние активисты, такие, например, как Анастасия Чуковская, создавшая в Венгрии для украинских беженцев целую инфраструктуру с квартирами, отелями, распределением продуктов, школами и детскими праздниками, пять лет назад, проходя мимо сирийцев, устроившихся в подземном переходе на картонной коробке, отводила глаза — что ж поделаешь, беженцы… Теперь Настя недоумевает: «Как я могла?» Но еще пять лет назад совершенное бесправие беженцев и уровень жизни, достойный разве что собаки, казались нормальным делом — беженцы ведь, разве бывает иначе?

Все уважаемые международные организации от Комиссариата ООН по делам беженцев до Красного Креста исходили из того, что люди в палаточных лагерях — это нормально, питание на грани пеллагры и цинги можно считать приемлемым, а в школу дети могут совсем не ходить — беженцы ведь…

И вдруг всё переменилось. 

Разумеется, по-прежнему существуют всё те же палаточные лагеря для беженцев. И переделанные в ночлежки залы торговых центров на своих местах. Но во-первых, они временные, а во-вторых, впервые в истории человечества люди — не только в Западной Европе, но и в России — стали пускать беженцев к себе в дома, устраивать беженцев в своих квартирах, принимать детей беженцев в школы, как государственные, так и дорогие частные, нанимать беженцев на приличную работу и устраивать для них культурные центры. Не везде, разумеется, и не всегда, но именно такое отношение к беженцам вдруг стало нормой, а если какая-нибудь коммерческая компания по старой памяти нанимает беженцев за гроши и селит в общежитии без удобств, то подвергается серьезному общественному порицанию и на возмещение PR-ущерба вынуждена тратить больше денег, чем потратила бы на приличное жилье для украинских рабочих.

Инструмент сочувствия

Что случилось? Проще всего объяснить такое потепление отношения к беженцам по-ксенофобски. Дескать, прежде беженцы были людьми азиатской внешности, говорили на непонятном языке и носили экзотическую одежду, а беженцы украинской войны похожи на принимающих их европейцев — славяне, христиане, носят кроссовки и джинсы. И язык у них почти как польский или чешский.

Такое объяснение не выдерживает критики. Ливанцы и палестинцы очень близки этнически и говорят на одном языке, но ливанцы не селили палестинцев в своих домах. В пакистанских городах жили такие же пуштуны, как и в афганских лагерях беженцев, но нет, и они никого не селили в своих домах и не старались предложить работу. В России ингушские вайнахи не спешили делиться жильем с чеченскими вайнахами-беженцами, а русские казаки не привечали соплеменников, бежавших из Грозного. Даже в Америке времен Великой депрессии к беженцам из восточных штатов крайне недружелюбно относились в Калифорнии. 

Мне кажется, дело в том, что во время предыдущих войн и бедствий люди просто не имели инструмента, вооружившись которым можно действенно сочувствовать беженцам, реально помогать им. Теперь этот инструмент появился — интернет, информационные технологии, поисковые системы, социальные сети.

Так сложилось, что в мире есть множество больших и маленьких IT-компаний, созданных выходцами из России, Украины и Беларуси. Работники этих компаний живут в разных странах мира, включая страны воюющие. 24-е февраля, начало войны практически всё русскоязычное IT-сообщество восприняло как общую трагедию вне зависимости от того, живут эти люди в Киеве, Москве, Тель-Авиве, Берлине, Вашингтоне или маленьких городах на любом континенте Земли. И трагедия эта для них личная, бомбят их сослуживцев, друзей, товарищей, любимых. К тому же эти люди реально умеют пользоваться гаджетами и понимают, как работают современные информационные системы. Прикладные компьютерные знания позволяют этим людям реально помочь беженцам из Украины эвакуироваться в Европу и далее по всему миру, даже через Россию при помощи российских волонтеров. 

Умение хорошо гуглить позволяет этим людям найти для беженцев эвакуационные поезда и автобусы, временный ночлег по пути, жилье в точке назначения, работу, школу, больницу. Невозможно придумать страну, в которой не жили бы эти люди. В любой стране к ним присоединяются в качестве волонтеров местные жители, языкового барьера нет с тех пор, как изобрели гугл-переводчик. Rubikus, Israel4Ukraine, Cash for Refugees — мне известны десятки волонтерских организаций, которые эффективно помогают беженцам выехать из воюющей Украины, добраться до безопасных стран и в этих странах устроиться. 

В результате работы волонтеров жизнь беженцев хоть и осталась горька в моральном смысле, но перестала равняться голоду, бытовой неустроенности, неквалифицированному труду и нестерпимому унижению. Быть беженцем больше не значит обязательно мести улицы, работать посудомойкой или гонять шваброй по полу кровь на мясокомбинате. Бывает, конечно, и такое, но за время сбора материала для моей новой книги о беженцах я познакомился с учёной-почвоведом из Харькова, которую с радостью принял на работу пражский университет, с инженером из Мариуполя, которому предложили завидную работу в Гамбурге, с энергетиком из Чернигова, которому нашлось место на испанской электростанции, наконец (упомяну в качестве курьеза) с кришнаитом из Киева, которого с распростертыми объятиями приняли под Кёльном в кришнаитской общине.

Вот главное, что изменилось с широким распространением IT-технологий. Прежде казалось, будто беженцам в странах, принимающих их, нет места. Теперь появилась уверенность, что достойное место в мире должно найтись любому человеку, надо только погуглить. И целый букет технологий в умелых руках очень хорошо помогает любому человеку найти своё достойное место.

Мы уйдем из стран

Как только это стало очевидным, у беженцев и волонтерских организаций, помогающих им, возникли серьезные претензии к правительствам и бюрократическим гуманитарным организациям. Причем не только в России, где власти волонтеров преследуют, небезосновательно видя в их деятельности угрозу тоталитарному режиму, но и в Европе, где помощь беженцам со стороны властей выглядит хоть и щедрой, но безнадежно устаревшей технологически. Германия, например, исправно платит беженцам пособия, но, черт побери, как получается, что тысячи беженцев ищут жилье, а тысячи немцев ищут беженцев, чтобы предоставить им кров? Неужели так трудно сделать сайт, где те и другие находили бы друг друга? 

Как получается, что в Венгрии, например, государство не может учесть всех беженцев, прибывших на ее территорию, и волонтер Анастасия Чуковская знает об общежитиях для беженцев больше, чем государственные структуры, курирующие эти лагеря? Как возможно, что в аппарате Комиссара ООН по делам беженцев или в структурах Красного Креста, которые помогают украинцам, так мало украинцев? Что за ламповая традиция помогать народу без участия представителей этого народа? Очевидно, что роль государств и международных организаций в разрешении гуманитарных катастроф должна быть радикально пересмотрена. И это та самая гуманитарная революция, которую украинские беженцы и волонтеры, помогающие им, совершают во всем мире прямо сейчас.

Более того, декан экономического факультета Московского государственного университета Александр Аузан недавно высказал мысль, что в этой войне, во всяком случае в информационной ее части, впервые в истории человечества наравне со странами участвуют и социальные сети. Украина отстаивает права граждан Украины, Польша — права граждан Польши, Германия — права граждан Германии… А Фейсбук (как сообщество людей, а не как коммерческая компания) отстаивает права граждан Фейсбука.

Заманчиво думать, что видя, насколько неэффективны государства в решении гуманитарных проблем и насколько социальные сети эффективны, мы мало-помалу перестанем быть гражданами стран и сделаемся гражданами социальных сетей. Заманчиво думать, что по мере снижения роли государств бессмысленны станут и войны между ними.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.