Такая система

На секунду у меня возникло ощущение: теперь я понял, как это было, когда тело Сталина ночью вынесли из мавзолея. Почти тайком, очень быстро, с минимальным обсуждением в России похоронили плоскую ставку подоходного налога — 13 процентов и для богатых, и для бедных — и ввели прогрессивную шкалу.

Теперь, когда я привлек ваше внимание, я вполне готов к вашей вздернутой брови: «Ты серьезно? Сталин и какой-то там процент?»

Как вам сказать. Сталин — олицетворение государственного насилия. Налоги — инструмент легализованного насилия в любом, даже самом травоядном государстве. Вы не выбираете, платить их или нет. Вы сталкиваетесь с этим принуждением всю жизнь, даже если в остальном ведете образ жизни, не привлекающий внимание участкового.

Несмотря на то, сколько конкретно российское государство пролило крови и сколько сотворило насилия (продолжая делать это каждый день), его налоги не кажутся мне праздной темой — хотя бы потому, что их по-прежнему платят и те, кого оно убивает и мучает, и те, кто старательно этого не замечает, и все остальные миллионы людей между этими крайностями.

Я не эксперт по налогам и сборам, но они очень интересуют меня — как человека, который их платит. Этими квитанциями, письмами, решениями, требованиями государство говорит о себе и о том, как оно смотрит на меня и на вас. С этой точки зрения — налогоплательщика — и написан этот текст.

I

Вспомните начало нулевых. Вспомните их настроение, вспомните молодого Путина, дорожающую нефть. Догнать по уровню жизни Португалию — помните, была у российской власти такая цель?

Идут свежие экономические реформы, упрощающие и обновляющие отношения гражданина с государством: их придумывает для Путина think tank с амбициозным названием «Центр стратегических разработок», в котором трудится прогрессивный петербургский экономист Герман Греф (скоро прямо для него сделают отдельное министерство).

Ставший крылатым слоган «Заплати налоги и живи спокойно» появился в конце 90-х, но звучал как издевательство: «Кругом и так ужас, а тут еще налоговая приходит». Теперь он будто звучит всерьез: зная об огромном объеме зарплат в конвертах (и часто в этих конвертах доллары), государство говорит: «Вот вам супернизкая ставка на любые доходы, мало где такое есть. Только платите — надо же на что-то строить Португалию».

Это работает. Собираемость налогов растет. Конвертов становится меньше.

II

Вспомните десятые годы. Вспомните их настроение. Вспомните протесты, подавив которые, Путин пришел править вечно. Вспомните стремительно похорошевшую Москву — и не так уж похорошевшую Россию. Зато цифровизированную: с невероятными по удобству «Госуслугами» и личными кабинетами в налоговой, где все просто, прозрачно и ясно.

Подоходный налог, эти самые 13 процентов, шли не в федеральный бюджет, а в региональные и местные. Совсем грубо: если вы жили в Москве, то лавочка, урна и велодорожка были сделаны на ваши налоги, а ракета, которая летит на украинский город, — нет (уже шла война, помните?). Если вы жили в деревне, где так и не появлялись ни лавочки, ни велодорожки, это тоже следствие распределения вашего подоходного налога: 85% от него получал региональный центр, а непосредственно ваша деревня — всего 15.

Вы могли подумать, что такая централизация несправедлива, — и были бы правы: не надо быть экономистом, чтобы отличить отчаянный пейзаж от внушающего оптимизм. Но дело в действительности не в этих процентах (например, в налоговой системе Германии соотношение похожее и конкретная деревня тоже получает всего 15%). И не в том, что если в деревне у всех маленькие зарплаты, то и налогов с них много физически не наскрести. Дело в том, сколько регион, забрав эти деньги себе, распределяет обратно. 

Будет ваш губернатор где-то далеко, в столице региона, строить огромную больницу, до которой проще помереть, чем доехать? Или будет строить систему, в которой все живут более-менее, а не кто-то радикально лучше, а вы — радикально хуже? Ваш губернатор — и с ним вся Россия — много лет шли по первому пути.

Конечно, не распределение налогов виновато, что глава региона за двадцать лет превратился из избранного политика в назначенного чиновника, который может быть охранником Путина, или православным затворником, или выпускником «школы губернаторов», в которой прыгают со скалы. Но, когда ресурсы всего региона собираются у тебя в кабинете, о какой там деревне думать? Тем более что только со стороны кажется, что ресурсов много, — а на самом деле вечно не хватает, надо собирать дополнительно в клетчатые сумки какого-нибудь «губернаторского фонда», и это еще за годы до того, как подъехало добровольно-принудительное «шефство над новыми территориями».

Такая система.

III

Тут должно быть «вспомните двадцатые», но их и вспоминать не надо. После пандемии ковида, когда подготовка к большой войне уже шла полным ходом, но об этом почти никто не догадывался, подоходный налог подняли в первый раз. Сначала до 15 процентов на доходы больше пяти миллионов рублей в год.

Тогда говорили: «Ну, это на огромные доходы, мало у кого такие». Еще говорили: «Эти деньги пойдут в специальный фонд помощи тяжелобольным детям». На самом деле это значило: «Эти деньги впервые в истории пойдут в федеральный бюджет. Их больше не увидят ни в деревне, ни в кабинете губернатора».

Теперь, когда одинаковые для всех 13% окончательно ушли в прошлое, а в России появилась полноценная прогрессивная налоговая шкала, это уже будто бы само собой разумеется: все дополнительное собранное пойдет в федеральный бюджет. И не тяжелобольным детям (кстати, как там с ними ситуация после прошлого повышения?). А на ракеты, которые полетят на украинские города.

И если вы все еще не уверены, что ради этого все и затевалось, есть еще один момент. В странах с прогрессивной шкалой — той же Германии — совсем низкие доходы не облагаются налогом вообще. Тот, кто зарабатывает меньше 960 евро в месяц, не отдает государству ничего. Смысл в том, чтобы не только брать больше с богатых, но и помогать бедным не обеднеть еще больше (это называется «ловушка бедности»). В новой реформе об этом речи не идет. Просто государству нужно больше.

И если в первые дни войны разговор в духе «вы своими налогами спонсируете государство-террориста» был фактически неверным, то вот — теперь это поменялось (по крайней мере для тех, кто много зарабатывает).

Такая система.

IV

Я думаю, мы слишком безоглядно полагаемся на теорию о личном безумии Владимира Путина, о его личной мести Украине. Она объясняет, почему эта война так выглядит, но не отвечает на вопрос: а почему она началась? В конце концов, в ее подготовке поучаствовали миллионы людей и одного безумства недостаточно, чтобы сдвинуть такую махину.

О том, что причины войны могут быть экономическими — точнее, социально-экономическими, — пишут гораздо реже. Тут я позволю себе две цитаты.

Одна — из 2013 года (полгода до захвата Крыма). В тот момент рост российской экономики практически встал, и в связи с этим экономический обозреватель Борис Грозовский в журнале Forbes писал: «Элитные группы пытаются максимизировать свои доходы, наращивать их, несмотря на экономическую конъюнктуру. А размер пирога не увеличивается — и они волей-неволей «откусывают» чужие куски. Государство в первую очередь кормит «своих». Это огромная часть экономики — в ней трудятся не менее 40% всех занятых в экономике. В одном только «Газпроме» 431 тысяча человек, и штат растет. В «Почте России» 380 тысяч сотрудников, и три четверти из них вступили в «Народный фронт» чуть ли не в ту же секунду, как тот был создан… Торможение роста не уменьшает, а увеличивает долю тех, кому выгодно текущее положение дел, а перемены страшны. Это очень опасная ситуация. Она может толкнуть страну в длительную стагнацию».

Вторая цитата — из статьи исследователя российской оборонной политики Павла Лузина для рассылки Kit о том, почему Россия в 2022 году вторглась в Украину. Перечисляя один за другим признаки стагнации России в десятых годах, Лузин делает вывод: «Одним словом, российская система теряла драйв — и в 2020 году увидела выход в смене правительства и Конституции. Однако это не только не решило проблемы, но и усугубило ее, ведь качественного обновления системы так и не произошло, а поправки к Конституции вызвали глухое недовольство даже в российской армии. Все это дополнительно усугубила пандемия коронавируса — и экономический кризис, который она с собой принесла... Эти большие сложные процессы и стали основой для «фазового перехода» российской системы в радикальное состояние, в попытку найти новый баланс через войну, через изменение международных правил игры и расширение территории власти и доступных для перераспределения активов. То есть нынешняя война стала вариантом выхода из того тупика, в котором оказалась Россия несколько лет назад — и из которого система не могла выйти все эти годы».

Война — это продолжение политики, и продолжение налоговой политики тоже. 13-процентная ставка осталась в стране, так и не ставшей Португалией, потому что быть Португалией ей показалось слишком неамбициозным. Удобный цифровой реестр налогоплательщиков вот-вот соединится с реестром электронных повесток, а уклонистов будут загонять в военкоматы в том числе поражением в экономических правах. 

Тем временем реформатор и технократ Герман Греф рамсит с таксистами в аэропорту Горно-Алтайска.

Такая система.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.