В сосуде беззаконий

В июле 2001 года Министерство печати РФ вынесло предупреждение издательству «Колонна / Митин журнал». В заключении его экспертов говорилось, что в книге Ильи Масодова «Мрак твоих глаз» содержатся «непристойные сцены, провоцирующие низменные инстинкты, и вымыслы о героях Гражданской и Великой Отечественной войн, которым приписываются акты насилия и жестокости».

Сегодня столь идиотские претензии никого не удивят, но в ту пору путинская цензура только зарождалась, победобесие еще не стало государственной религией, и предупреждение выглядело необычно — тем более что речь шла не о публицистике, а о сюрреалистическом романе, выпущенном небольшим тиражом. 

Журналистам, которые обращались ко мне за комментарием, я говорил, что в ответ наложил на министерство магическое проклятие и теперь это ведомство обречено. Магия в самом деле сработала: в 2004 году минпечати расформировали, а еще через 11 лет его последний руководитель Михаил Лесин, один из архитекторов путинского режима, умер в США при загадочных обстоятельствах. Жернова Господни мелют медленно!

В 2001 году, когда государство обрушилось на роман Масодова, издательство, которое я придумал еще в советские времена, рождалось заново. На смену машинописному «Митиному журналу», возникшему в последние месяцы царствования К. У. Черненко, пришел ежегодный альманах, и его сопровождали две книжные серии — «Сосуд беззаконий» и Crème de la Crème. Первая была названа в честь чина демонов во главе с Велиалом, объединившего изобретателей порочных искусств. Вторая предназначалась для не столь разнузданных текстов знаменитых авторов — от Гертруды Стайн до Алена Роб-Грийе. 

В СССР, запрещавшем всё (даже стихотворение без знаков препинания и заглавных букв нельзя было напечатать!), недостатка в материалах для нелегального издателя не было. В первом номере подпольного «Митиного журнала» (январь 1985 года) авангардистская поэма Аркадия Драгомощенко соседствовала с переводом бестселлера Карсон Маккаллерс «Отражения в золотом глазу», а после хулиганской мистификации, сочиненной моим приятелем, шел перевод банальной кинокритической статьи из журнала Time: в условиях тотальных запретов такая окрошка никого не смущала. 

Но что издавать после отмены цензуры? 

Илья Кормильцев и его помощники из «Ультра.Культуры» выбрали беспроигрышный вариант: публиковать всё, что бросает вызов государству справа и слева. Художественные достоинства текста особой роли не играли, лишь бы это было нечто запретное и подпольное — апология наркопотребления, радикальный анархизм, буйство скинхедов. Государство ответило репрессиями вплоть до уничтожения тиражей. Я сочувствовал «Ультра.Культуре», но трудиться на ее делянке не видел смысла. 

«Наряду с видимой лицевой стороной существует тайная изнанка литературы. Есть поистине инфернальный «закрытый фонд», состоящий из сочинений, выносимых на читательский суд лишь с величайшими предосторожностями и распространяемых под таким секретом, что зачастую невозможно отыскать их следы даже в спецхранах крупнейших библиотек», — отмечал философ Дидье Эрибон. Отмена цензуры в Европе и Америке выпустила такие книги из заточения, и я решил ориентироваться на них. Меня в первую очередь интересовали писатели-либертины, последователи маркиза де Сада: идеи его «Философии в будуаре» полностью соответствовали моим представлениям о том, как должны жить свободные люди.

Книги, которые мы выпустили за эти годы, складываются в небывалую симфонию. Тут вся альтернативная классика — от «Развратного романа» Алистера Кроули до «Некрофила» Габриэль Витткоп, стихи Ярослава Могутина, романы Уильяма Берроуза, собрания сочинений Эрве Гибера, Марселя Жуандо, Ладислава Климы и Герарда Реве.

«Колонну» упрекали в том, что внимание к ЛГБТ и прочей «девиантной» литературе старомодно, потому что пришла эпоха сексуальной свободы и государство не лезет в постель к гражданам. Но я видел, что это не так. Большое впечатление произвел на меня арест в 1994 году представителя рижской газеты «Еще», публиковавшей разнузданные эротические материалы — вроде рассказов о совокуплении человека с деревом. Дело против него было заведено сразу после того, как Ельцин расстрелял Верховный Совет и на время ввел политическую цензуру. Сочетание этих двух векторов репрессий кажется более чем символичным.

Главным принципом отношений моего издательства с государством и в подполье 80-х, и в разнузданных 90-х, и по мере нагнетания путинской диктатуры было полное игнорирование всех норм и требований. «Митин журнал», хоть и не был политическим изданием, уже по факту своего бесцензурного существования пребывал в списке подрывных предприятий, за которыми пристально наблюдал КГБ. Советская власть рухнула, но и то, что пришло ей на смену, я отказывался воспринимать как «начальство» или же потенциального спонсора. Многие издатели считали естественным просить гранты, субсидии, ездить за госсчет на Франкфуртскую книжную ярмарку, участвовать в мероприятиях министерства культуры, но у меня ни разу не возникало мысли последовать их примеру. Это было все равно что делить тухлое мясо со стаей шакалов. Я считал, что издательство не должно участвовать в официозной ММКЯ и выполнять ханжеские требования о возрастной маркировке. 

Вместо традиционного 18+ на книгах «Колонны / Митиного журнала» вы найдете невероятные цифры: 54+, 93+, 105+. Рядом красуется изображение мертвеца, отдыхающего в могиле с книжными полками. Мой тогдашний московский фактотум Дмитрий Боченков упражнялся в остроумии, заполняя выходные данные на последних страницах немыслимыми адресами издательства: «переулок Единения милиции и православного духовенства, стучать три раза». 

С 1993 года я жил в Европе, приезжал в Россию как турист два-три раза в год, и меня тошнило от всего: вульгарных понтов нуворишей, нацистского отношения к трудовым мигрантам, памятника Калашникову, задорного тона журнала «Афиша» и дискуссий в эфире радио «Комсомольская правда», тошнило от того, что каждый второй прохожий на Тверской носил видимые или незримые погоны. Я не мог понять, почему властителям дум эта патологическая жизнь кажется естественной, а тех, кто возмущается, считают невменяемой демшизой. Не мог привыкнуть ко всеобщей покорности и уверенности в том, что всё в целом идет нормально. В экспрессе, следующем из Хельсинки в Петербург, я с отвращением наблюдал, как пассажиры с лакейской учтивостью демонстрируют таможенникам приобретенный за границей сыр: по прихоти кремлевских садистов действовало эмбарго на ввоз продуктов из ЕС. Никто и не думал роптать, но все приспособились. Это была не просто больная страна, а страна, сама ставшая болезнью — болезнью заразной и неизлечимой, вроде проказы. У меня не было сомнений в том, что всё это кончится полным истреблением любого инакомыслия и государство залезет даже в те сферы, на которые оно пока еще не наложило лапу, вроде малотиражного книгоиздания. Но аборигены, уподобившиеся лягушкам, которые не замечали, что их решили сварить, медленно повышая температуру воды, говорили, что я фантазер-пессимист и утратил понимание родной реальности. 

Реальность между тем села на самосвал и принялась давить наше издательство. В 2019 году Роспотребнадзор получил донос от бдительной гражданки о том, что мы без должной маркировки выпустили роман нидерландского классика Герарда Реве и тем самым пропагандируем ЛГБТ-ценности. 

 Россия — страна водевилей, и один из них разыгрался тут. Среди поклонников «Митиного журнала» оказался сотрудник Роспотребнадзора, который переслал мне донос и рассказал о его последствиях. Убогое ведомство всего лишь направило формальное письмо в книготорговые фирмы и ничего не требовало, но последствия были сокрушительные. Адресаты восприняли бессмысленную бумажку как свидетельство начальственного гнева и решили перестраховаться. «Лабиринт», много лет успешно торговавший нашими книгами и рекламировавший их на своем сайте, не только вернул тираж книги Реве, но и принялся с комсомольским энтузиазмом изымать из продажи другие, ни в чем не обвиненные издания. Формально для этого были основания: маркировка «93+» не соответствовала никаким стандартам. Произошла микрокатастрофа: книги возвращались с отдаленных складов долго, в нетоварном виде, и мы лишились одного из главных партнеров. Потом то же самое стало происходить в наших отношениях с другими крупными книготорговыми предприятиями: от всего связанного с ЛГБТ пугливые менеджеры теперь шарахались. В который раз я подумал, что всё сделал правильно — выбрал направление, которое диктатура гопников ненавидит больше всего. 

Коммерческое предприятие в таких условиях погибло бы, но «Колонну» спасало то, что объем продаж — во все эпохи скромнейший — не сказывался на наших планах. Какое-то время мы продолжали в прежнем духе, а торговали преимущественно онлайн, но к лету 2021 года стало ясно, что в Кремле принято решение превращать страну в аналог Северной Кореи. Мне казалось, что предупреждение о грядущей беде начертано гигантскими красными буквами на небесах, но осенью того года я в последний раз приехал в Россию и единомышленников не отыскал: мои знакомые жили беззаботно, приноравливались к обстоятельствам, и почти всех февраль 2022-го застал врасплох. 

Тогда я подумал, что худшее, что можно сделать в такой ситуации, — продолжать существовать так, будто ничего не случилось. В начале марта я объявил о том, что издательство приостанавливает свою деятельность, поскольку в стране Z существовать невозможно, и почти все книги выложил бесплатно на нашем сайте. Я надеялся, что моему примеру последуют другие независимые издатели, но не отозвался никто. Более того, я стал получать пресс-релизы от бывших коллег с приглашениями посетить книжную ярмарку на Красной площади и прочие мероприятия такого сорта. Оказалось, что бизнес важнее совести. Мой призыв игнорировать Non/fiction, чтобы по пустым залам ветер гонял зловонные страницы Прилепина, был встречен хмурым молчанием. Ярмарка прошла так, словно ничего не случилось, и Z-писаки выступали там рядом с «либеральными» авторами. 

В те дни один из читателей «Колонны» прислал фотографии своего разоренного дома под Киевом: хозяйничавшие там российские солдаты сбрасывали книги с полок и топтали их. Возможно, искали спрятанные ценности, но, скорее всего, просто развлекались. Я вновь подумал, что всё сделал правильно, и мою уверенность подкрепили письма украинцев, бежавших от войны: они писали, что скачали бесплатные книги с сайта mitin.com, и благодарили меня. 

Но избавиться от спятившей страны оказалось не так-то просто. Через год Роскомнадзор принялся посылать мне и моему провайдеру уведомления. Цензоры потребовали удалить с сайта страницы двух давно вышедших и благополучно распроданных книг: «Милые мальчики» (1973) Герарда Реве и «Вычурный пейзаж» (1974) Тони Дювера. Давно нет на свете этих почтенных авторов, равно как и их первых читателей и критиков, но в 2023 году дикари в Москве решили, что старые европейские романы что-то там нарушают в их скотских законах. Почему именно эти книги? Разумеется, на их месте могли оказаться любые другие. Варвары не умеют читать и судят по аннотациям, — только это и спасает остатки независимого книгоиздания от окончательного разгрома. 

Нужно ли пояснять, что я ничего убирать не стал и эти две страницы были благополучно заблокированы? Сейчас, когда Роскомнадзор запретил тысячи куда более посещаемых и важных ресурсов, неловко жаловаться на столь деликатные репрессии. Хорошо, что не устраивают костры из книг на площадях, — хотя не удивлюсь, если и до этого дойдет.

У меня в компьютере осталась дюжина рукописей в разной степени готовности к печати. Я долго не мог решить, что с ними делать, и в конце концов заключил, что умерший в 1979 году философ Марсель Жуандо и его переводчики не виновны в том, что Россия превратилась в черную дыру. Так что я решил всё запланированное мало-помалу выпустить. Если не удастся отпечатать, можно делать электронные версии. Двадцатый том собрания сочинений Жуандо только что вышел.

Для чего это нужно сегодня, когда всё летит в тартарары, а от русской речи хочется спрятаться в бункер? «Митин» — это обозначение не только владельца, но и адресата. Издательство первоначально было рискованным домашним развлечением для меня самого и моих друзей. И вот через без малого 40 лет, совершив элегантный кульбит, оно вернулось в исходную точку.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.