Когда-то Дмитрий Медведев был… ну, в общем, нормальным человеком. Даже приходил на телеканал «Дождь» и говорил ртом примерно соответствующие случаю слова. Теперь он пишет твиты про то, что граждане Украины, которых бомбит его страна, — «ублюдки и выродки».

Когда-то Антон Красовский был неплохим журналистом, вел на телевидении передачу с Катериной Гордеевой, которая теперь «иностранный агент», и даже основал в Москве довольно полезную организацию, помогавшую людям, которые живут с ВИЧ. Теперь он призывает в эфире «жечь и топить» украинских детей, и Маргарита Симоньян даже увольняет его с телеканала Russia Today, как в том старом анекдоте, где человека уволили из гестапо за жестокость.

Когда-то Владимир Соловьев дружил с Борисом Немцовым, теперь… ну, вы знаете.

Что происходит с людьми? Как они превращаются в этаких людоедов? Я полагаю, механизм тот же, что и у любой другой зависимости.

Отключить сочувствие

Если не вдаваться в химические подробности, то любое опьянение устроено так: у нас в мозгу что-то блокируется. Алкоголем блокируется страх, героином — боль и беспокойство, азартом игры в рулетку блокируются элементарные представления о теории вероятности. Это всё важные функции организма, без них погибнешь, но с ними трудно жить. Освобождаясь хотя бы ненадолго от страха, боли, беспокойства или здравого смысла, человек испытывает огромное облегчение и даже счастье. То же облегчение человек испытывает и освобождаясь от эмпатии. Это ведь нелегко — принимать в расчет чувства других людей, это изматывает — соизмерять с желаниями других людей свои слова и поступки. Всякий, кто был когда-нибудь несчастливо влюблен, знает эту муку: я ее люблю, а она меня нет, я ее хочу, а она меня нисколечко. Ужас заключается в том, что человек умеет испытывать облегчение и счастье, когда освобождается от эмпатии, — ты можешь просто взять ее, эту женщину, потому что она не человек, а вражья подстилка.

Если вы думаете, что счастье освобождения от эмпатии совершенно не свойственно вам, то вспомните вот что — вам случалось когда-нибудь ночью горланить песню или заводить громкую музыку, мешая спать окружающим? Вы были счастливы в этот момент? Это и есть счастье освобождения от эмпатии. 

Вам случалось когда-нибудь кричать на ребенка, требуя, чтобы он немедленно пошел спать, чистить зубы, делать уроки или еще что-нибудь полезное? Вы испытывали в этот момент чувство непреложной собственной правоты? (Нет, через минуту вы раскаялись, но в тот самый момент крика испытывали же, не правда ли?) Это и есть упоение свободой от сочувствия, или, иначе сказать, жестокостью. Хорошо, что вы остановились на столь мелких и бытовых его проявлениях.

Но свободу от эмпатии можно принимать и в больших дозах. Как «добрый приятель» однажды предлагает вам попробовать героин, так «не менее добрый приятель» однажды предлагает вам перешагнуть через сочувствие: этих людей можно не принимать в расчет, они враги, нацисты, черные, дикие, узкоглазые, иноверцы, иноагенты — придумайте любое определение, благодаря которому людей можно не принимать в расчет, и вы испытаете облегчение.

Здоровая реакция человека, открывшего в себе способность упиваться свободой от эмпатии, — ужаснуться и больше никогда себе такой свободы не позволять. Но что если в момент вашего отказа от сочувствия рядом оказались люди, которые похвалили вас? А если вас еще и наградили? А если вас научили еще и продавать свободу от сочувствия (четыре дозы толкнул, пятая твоя) и неплохо зарабатывать на этом, что тогда? Многие, многие люди в таком случае будут стремиться испытать свободу от эмпатии снова и снова. И необходимые им дозы свободы от сочувствия день ото дня будут расти.

Дозы растут

Любой наркопотребитель вам скажет, что довольно скоро наркотик перестает доставлять удовольствие. Его употребляют уже не для того, чтобы испытать эйфорию, а потому что отсутствие наркотика доставляет нестерпимые страдания. Наступает такой этап, когда люди, подсевшие на свободу от сочувствия, перестают испытывать упоение от собственной жестокости, а просто само по себе сочувствие становится для них невыносимым. Подумайте, каково было бы генералам и пропагандистам всерьез осознать, сколько людей они убили, представить себе, что у каждого из этих людей было имя, цвет глаз, мама и папа, любимая собака, аллергия на мед, аккаунт в фейсбуке, читательский билет в библиотеке, — невыносимо об этом думать. Вот они и не думают, заглушая нестерпимое сочувствие всё новыми и новыми людоедскими твитами. И дозы растут. Жестокость должна становиться всё лютее, аудитория — всё больше.

Точно так же, как человек, зависимый от наркотиков, готов ради новой дозы пойти на любой обман и любое преступление, люди, позволившие себе не испытывать сочувствия, готовы основывать свою жестокость на собственных же преступлениях и собственной же лжи. Горячие извинения Антона Красовского, которые последовали за призывами «жечь и топить детей», никого не должны вводить в заблуждение. Зависимый человек раскаивается, унижается и клянется завязать с той же легкостью, с какой в других обстоятельствах утверждает, что вовсе не зависим и может прекратить потреблять свою отраву в любой момент.

Примечательно, что близкие и друзья ко всем этим асоциальным проявлениям человека, отказавшегося от сочувствия, относятся с пониманием. Наркологи называют это созависимостью. Вообще-то люди не склонны прощать ложь, но брату-наркоману прощают раз за разом. Вообще-то не склонны оправдывать воровство, но сын-наркоман может безнаказанно годами красть у матери всё: от фамильных драгоценностей до микроволновой печки. Иногда близкие то ли в пику наркопотребителю, то ли чтобы понять его, сами начинают принимать наркотики. И то же самое с наркотиком освобождения от сочувствия.

Медийные персоны часто бывают ближе нам, чем муж или жена. Мы буквально спим с ними — лежим в постели, а они орут в телевизоре. И уж точно мы видим их чаще, чем друзей или двоюродных братьев. И механизм созависимости развивается точно так же — легче поверить лжи, чем признать, что в дом твой пришла настоящая беда, любимый телеведущий или вождь подсел на упоение жестокостью. Легче стерпеть преступление, чем признать, что в доме твоем психически больной человек, с безумием которого нет никаких сил справиться.

Этой созависимостью я и объясняю ту значительную общественную поддержку, которой пользуются в России война и поддерживающие ее люди, освободившие себя от гуманитарного груза эмпатии.

Чистая химия

Лечится ли это? Да, лечится. Анонимными группами, программой двенадцати шагов. Но первым условием лечения зависимости должно стать то, что зависимый человек признает себя зависимым и хочет от зависимости избавиться. Обычно наркопотребитель признает себя таковым и идет на группу анонимных наркоманов тогда, когда уже разрушил свою жизнь до основания. 

Представляете себе группу анонимных жестокоупойц, на которой один за другим встают люди и говорят: «Привет, я Дмитрий, я жестокоупойца, много лет упивался своей жестокостью и позволял себе не думать, что чувствуют другие люди»? «Привет, я Антон…» «Привет, я Владимир…» «Привет, я Ольга…» Для этого надо проиграть войну. Для этого их мир, в котором жестокости больше, чем кокаина в Колумбии, должен быть разрушен.

И он будет разрушен, без сомнения. 

С эмпатией, с сочувствием к другим людям, конечно, трудно жить, но это важная функция организма, без нее погибнешь. Сегодняшняя Россия, позволившая себе освободиться от эмпатии, разумеется, разрушится — об украинцев ли, о другой ли народ, чьи желания и чувства посмеет не принимать в расчет. Сегодняшняя Россия погибнет — с разрушением только ли зоны военных действий, или всей своей государственности, или всей планеты Земля. Но вот тут-то и начнет возрождаться, если останутся способные к возрождению люди. Тут-то и скажет: «Я не могу жить, принимая то, что другие люди могут иметь собственные желания и чувства». Тут-то и станет восстанавливать в себе необходимый для выживания механизм эмпатии. Проигрывать войны полезно. Большинство стран, проиграв войну, брались за ум.

Здесь-то и таится опасность. Как наркомания разрушает человека вне зависимости от того, хороший он человек или дурной, так и отсутствие эмпатии разрушает людей вне зависимости от их неправоты или правоты. Люди, которые победят Россию, разрушившую себя отсутствием эмпатии, смогут ли сами испытать сочувствие к побежденным? В восторге своей победы, на вершине своей славы смогут ли увидеть, что у побежденных ими врагов есть имена, цвет глаз, мама и папа, любимая собака, аллергия на мед, читательский билет в библиотеке…

Если не смогут, то не победят этих отказавшихся от сочувствия чудовищ, а станут ими. 

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.