Попасть в момент

«Дорогие россияне! Не было до сих пор и, возможно, не случится еще долго нашего коллективного портрета, лучшего, чем тот, который сделал Дима Марков, русский наш Картье-Брессон со смартфоном в руках. Не получается ни у кого, дорогие мои россияне, уловить то, что мы прячем за показной угрюмостью, напускным безразличием, неизбывной тоской, не получается никому увидеть нашу наивность, чистоту, хрупкость и беззащитность. И красоту в нашей убогости, в нашем бытии «у Бога». А вот «зачарованный странник» Дима Марков — увидел. Поймал нас. Схватил. Но не за руку схватил, а почти что за душу, которая прячется далеко и глубоко, чтоб не досталась она врагам, которые, как известно, повсюду, чтоб не досталась она тем драконам и кощеям, которые хотят украсть ее, присвоить ее, съесть ее, живую душу, и добавить нашу силу к своей и без того вечной жизни. Дима поймал своей камерой наш главный и самый тайный секрет. Секрет этот в том, что мы полны желания любви, а не злобы, дорогие россияне, что за всем неуютом нашей жизни, за всей странностью нашего быта и муторностью бытия «у Бога» есть вечная тоска по любви. Дима Марков, странник, очарованный Россией, дарит нам эту любовь, потому мы и отдаем ему, его камере себя взамен — да такими, какими нас никто никогда не видел и не увидит: теплыми, добрыми, одинокими, хрупкими, беззащитными, забавными, обаятельными... Любовью за любовь. Красотой кадра за красоту намерения. Идеальным кадром за идеализм. Истиной за влюбленные глаза смотрящего».

Этот текст написан в 2021 году для книги «Россия в квадрате». Книга вышла после одноименной выставки, которую мы сделали в «Гоголь-центре». В фойе театра стоял небольшой белый куб, зрители заходили внутрь него и видели сотни снимков Димы. Мы рассчитывали, что выставка продлится две недели. Но люди ежедневно приходили в театр, вставали в очередь к этому кубу. Мы продлили выставку еще на две недели. 

23 апреля 2021 года, в день открытия выставки, в большом зале «Гоголь-центра» была встреча с Димой Марковым. Люди стояли вдоль стен, переаншлаг… Дима этого искренне не ожидал, явно стеснялся. Оглядел зал: «Как страшно-то». 

Когда он слышал слова «уникальный», «исторические фотографии», «выдающийся», Дима вжимал голову в плечи и отмахивался: «Ну какая уникальность! Кирилл, вот смотри, ты говоришь, я изучаю Россию… вот тут какие-то немецкие люди написали статью про глубину моего подхода к съемке. Мне так странно это читать. На самом деле это действительно просто. Я хожу и нажимаю на кнопку». Зал смеется на это «просто нажимаю кнопку». Дима продолжает: «Вообще, это все на рыбалку похоже: клюет или не клюет. Получилось или не получилось. А потом вот один снимок получился, третий, пятый… И вот уже их много. Ты шкурой чувствуешь, где тебе встать, в какой момент нажать. Попасть в момент. Понимаешь, искусство фотографии складывается из трех составляющих: форма, содержание и третье — самое главное — элемент неожиданности, то, что невозможно объяснить. Мой учитель Александр Лапин называл это «ангел пролетел и крылышками махнул». 

16 февраля 2024 года. Я смотрю наш с ним чат в телеграме. Это так странно и страшно, что человека нет, а чат со всеми сообщениями остался. Лучше бы эти чаты исчезали, когда один из адресатов пропадает с поверхности земли, лучше бы они не пугали нас своими голосовыми сообщениями, где Дима еще живой, где он прячется в деревне, как сам говорил, «чтобы почистить мозги», и где, несмотря ни на какие чудовищные события последних лет, мы все еще продолжаем надеяться на лучшее. Авось. Это вечное русское «авось». Продолжаем верить, что всё с помощью этого «авось» как-то утрясется. 

Дима, вот уже два года как идет война. Вот у тебя отменилась выставка в Арле, а мы всё надеемся. Но вот как-то перетерпим, перезимуем… Мы, конечно, понимаем, что сейчас время, когда всё, что связано с Россией, и все твои картинки из российской глубинной жизни, конечно, — всё это будет раздражать. Ну перезимуем, подождем. А ты снимай, снимай, снимай дальше, Дима. Главное — не останавливайся и снимай дальше. «А я и снимаю», — отвечает мне в сообщениях Дима. 

«Умер фотограф Дмитрий Марков». Я неожиданно читаю это в своем телефоне, совершенно не могу в это поверить и отправляю тебе сообщение: «Дима…» В надежде на то, что это какая-то ошибка… и ты немедленно ответишь. А ты не отвечаешь. И постепенно я начинаю осознавать, что то, что написано в новостях, правда. Это мучительно. С этим невозможно смириться.

Дима, ты умер в один день с Навальным. Новость о твоей смерти появилась через несколько часов после известия о его смерти. Черный для России день. 

Ты, конечно, еще тот! Сам себя доконал. Но честно всегда предупреждал: «Не связывайтесь со мной: я наркоман». Как это, конечно, страшно, что ты жил с осознанием неизбежности. Ты знал, а мы вокруг надеялись на тот самый «авось». Я, во всяком случае, был уверен, что ты справишься. Ну как же! Ты, Дима, сильный. И ты непременно вылечишься. Вот ты прошел реабилитацию, вот вышел из рехаба, и сейчас у тебя такой успех. Вот должна открываться выставка, вот очередной тираж книжки выходит. У твоего интервью у Дудя же миллионы просмотров, у тебя подписчики в инстаграме, которые прибавляются с каждым днем. Тебя любят, тебе об этом говорят: «Дима Марков абсолютно великий».

Казалось бы, он же должен как-то себя ценить, любить, беречь. А ты, Дима, себя не берег. Эта хрупкость — одно из главных свойств твоего таланта. Любовь, боль, хрупкость, уязвимость — твои главные инструменты, твоя оптика. Наступил, видимо, какой-то предел сопротивления. И ты сломался. 

Это случилось именно в тот момент, когда твоя Родина, которую ты невероятно любил и снимал, стала терять очертания и, как Атлантида, исчезать, затапливаемая безумием. Ты не знал, что с этим делать, и даже как-то признавался в этой своей растерянности. Ты не хотел увидеть то, что ты больше всего любишь, — родину — изменившейся и потерявшей человеческий облик, незнакомой. Ты боялся ее не узнать, как перестали ее узнавать многие из нас.

«Попасть в момент» надо уметь. Даже если этот момент — смерть.  Вовремя нажать на кнопку — настоящее мастерство. Небытие — это тоже форма существования. И тоже форма борьбы. После смерти Навальный начал новую жизнь, став абсолютным Героем, вокруг которого стремительно возникают легенды, мифы, тонны цветов на могиле, — и это только начало. 

Так и ты, Дима, наверное, понял, что смерть — это то, что сейчас происходит с нами, это то, где мы, это то, кто мы. И, как русский Картье-Брессон, нажал на кнопку. Попал в момент.

У тебя в работах так много неба. Небо над городами, над поселками, синее, глубокое, бесконечное, с облаками. И эти твои пацаны в трениках, которые летают в этом небе. Кувыркаются. Им там хорошо, как тебе, наверное, хорошо сейчас. 

Очень трагическое чувство. Ты разглядываешь Димины фотографии, как будто путешествуешь с ним по той стране, которую он любит и знает. И испытываешь к нему невероятную любовь, но при этом ощущаешь зияющую пустоту, которую теперь невозможно ничем заполнить. Я никем не смогу тебя, Дима, заменить для себя. 

Смерть Димы Маркова — невосполнимая потеря для всего, что мы еще зовем русским искусством. 

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона