Живые и будут живы

I

Умер Эдуард Сагалаев — телепродюсер, ставший им до того, как это дело стало так называться. Большой советский телепродюсер, и постсоветский тоже, умер — и множество моих знакомых вспомнили о нем с теплотой.

Есть что вспомнить: когда-то Сагалаев был начальником в молодежной редакции Центрального телевидения СССР. Молодежи в молодежной редакции было в основном за тридцать (возраст, в котором сейчас уже принято глубоко выгорать и искать новый, так сказать, трек), а выбор свитеров добавлял им еще лет пять-десять. Молодежь, как могла, баламутила подцензурное телевизионное болото: лэйт-найт-шоу «Взгляд» и ток-шоу «12-й этаж» нарушали все мыслимые и немыслимые, писаные и неписаные законы советского эфира. Да что советского: посмотрите на угловатого журналиста Флярковского в «12-м этаже» и сравните это, скажем, с его нынешним абсолютно сорокинским интервью с актером Машковым. Они и теперь, заработав все деньги и закрыв все ипотеки, уже никогда не смогут ничего подобного. А тогда могли — и это им устраивал Сагалаев.

II

Я никогда не был знаком с Эдуардом Сагалаевым, хотя много лет работал на разных каналах. Я никогда не был знаком с Эдуардом Сагалаевым, но мне это и не нужно, потому что я знаю его лучше, чем он сам: я смотрел его телевидение.

Для меня главным был канал ТВ-6, который Сагалаев возглавлял первую половину девяностых. Смотреть его было привилегией: поначалу он вещал только в Москве, и то не во всей — счастливчики в школе пересказывали, что там вчера показали. ТВ-6 отличался и от первого канала, и от только что появившегося второго (будущей «России 1») так сильно, будто его делали инопланетяне. Сначала там крутили новости CNN — как будто посреди бесприютной и растрепанной Москвы приземлился американский дайнер с официанткой, подливающей кофейку. 

Потом появилось свое. Вечно веселящуюся студию программы «Акулы пера» эпатирует вся попса 90-х, но вдруг осеняет нежнейший Игорь Сорин. В программе «Катастрофы недели» поезд сошел с рельсов — в Китае, не у нас на станции «Выхино». Если бы у нас, примчался бы «Дорожный патруль»; машину с его логотипом хочешь встретить меньше всего в жизни, как гроб на колесиках, но следишь за ее адским маршрутом не отрываясь. На программах «Я сама» и «Мое кино» скучновато, но у первой классная заставка, а на второй у режиссера Мережко гипнотизирующие очки. Одновременно панковский, трешовый и свободный, американский и очень московский, ТВ-6 первым показал весь «Кошмар на улице Вязов», — и если сам Сагалаев не отворачивался от экранов даже на анонсах, то о чем с ним говорить?

III

Перечисляя заслуги Сагалаева и обращая внимание на тихую новость о смерти, большой продюсер Сергей Евдокимов повторил свою любимую мысль: «Основное правило телевидения: не существует былых заслуг, только здесь и сейчас, здесь и сейчас». Да, вы вряд ли часто вспоминали это имя или даже вовсе не слышали его. Но с пятнадцатью минутами славы, после которых все забывается, кажется, получилось ровно наоборот. Тысячи часов перестроечных и постперестроечных программ лежат в ютьюбе на расстоянии пары кликов.

В этом есть своя ирония. Например, в паре кликов лежит программа «Семь дней», которую сам Эдуард Сагалаев вел с 89-го по 90-й и которую закрыли после «писем трудящихся», то есть по вполне цензурным соображениям. 

Сейчас перестройка воспринимается как поворот выключателя: на Землю спустился Михаил Горбачев и дал всем ускорение, свободу и гласность. На деле это были многолетние американские горки, когда многоголовая советская власть — ЦК, КГБ, Гостелерадио и так далее — то открывала форточку, то закрывала, цензурировала, запрещала и репрессировала по сложному и малопредсказуемому графику. «Семь дней» были еженедельной аналитической программой, необычной для своего времени: этот жанр расцветет только на новом телевидении 90-х. Сложный бюрократический механизм повернулся, чтобы убрать все это с глаз долой. И вот теперь программа лежит в совершенно открытом доступе, смотри не хочу.

В 96-м Сагалаев стал президентом ВГТРК — корпорации, которую мы теперь знаем как уродливую машину пропаганды. Вот в хронике тех времен президент Ельцин встречается в Кремле с журналистами. Им снова вокруг тридцати, они опять в вызывающих вопросы свитерах, вот из-за спин выныривает кустящийся и еще не седой Алексей Венедиктов, камера плывет панорамой — и натыкается на единственного уже очень взрослого человека: Сагалаева. Низким обаятельным голосом он предлагает чокнуться. Скоро он уйдет с этой работы: против него восстанет остальной менеджмент ВГТРК — и напишет открытое письмо в… «Новую газету». Его обвинят и в непрофессионализме, и в коррупции, но отдельным пунктом — в появлении в эфире программы «Шоу долгоносиков». Ее вы тоже можете найти в ютьюбе, но знайте, что после этого вы никогда не будете прежними. В паре кликов теперь самое важное и самое трешовое. То, что пытались из эфира стереть, — и то, что создатели, может, и сами были бы рады скрыть от посторонних глаз, но уже не смогут. Вся история перед глазами.

IV

Да, именно «история». Все, чего мы сами не застали, мы теперь узнаем из этих видео. Есть десятки хороших исследований про секс в СССР, но из неосторожной реплики по телевидению мы знаем, что его там не было. И не просто повторяем эту формулу — а подспудно верим в нее больше, чем хотим, строим свое восприятие истории на ее основе.

Что мы знаем про Ельцина? Что он злоупотреблял алкоголем. Потому что нет видео, как он соглашается ввести войска в Чечню или как он приказывает расстреливать парламент. Но есть видео, как он танцует (вероятно, трезвый) и дирижирует оркестром.

Что такое приватизация? Это МММ и другие пирамиды, Леня Голубков и ваучеры. Потому что нет видео залоговых аукционов и мы не видим, как делилась по-настоящему большая собственность. 

Историю и дальше будут узнавать оттуда, а не из учебника или книжки, — тем больше, чем активнее эти учебники или книжки будут переписываться и редактироваться под политическую конъюнктуру. Как ни странно, в мире дипфейков и постправды движущаяся картинка все равно становится дополнительным — и часто последним — слоем доверия. Мы пока не понимаем этого, но и военная история двадцатых годов тоже будет узнаваться из ютьюба, из низких жанров типа стримов, и правдой будет то, что скажут там, со всеми длиннотами, эканьями и меканьями. Потому что там люди: они живые и всегда будут живые, даже когда уже не будут.

Публикации проекта отражают исключительно мнение авторов, которое может не совпадать с позицией Института Кеннана или Центра Вильсона.